А вот совсем-совсем другая проза.
Реалистичная, понятная, основанная на жизненном материале, который автору даёт его работа.
Житель Пензы Сергей Кубрин — старший следователь полиции. Хочется верить, что и эта литература, и дневник, который он постоянно ведёт в соцсетях, — симптомы здоровой открытости и очеловечивания правоохранительной системы.
Его герой опер Жарков — сильный, смелый, но и в чём-то слабый, сомневающийся, живой.
После вручения премии я спрашивал Кубрина в лоб: «Каково это — допрашивать? Можно ли быть честным писателем и работать в полиции?» Сергей ответил: «Все преступления на земле совершаются из стремления стать счастливым. По сути допрос — разговор о счастье, о причинах поиска этого счастья. При этом допрашивать очень легко, если уважать подозреваемого. Потому что все мы люди и каждый при любых обстоятельствах должен оставаться человеком».
Это рассказы не только о следователе, но и о мучительном «я» совершающих преступления, делающих других несчастными, часто по неосторожности.
«Мне нужна помощь. Я сбил человека».
«Ребёнка».
«Я уехал, что делать — хз».
Потом удалил текст. Сам себя закапывает. Никто не должен знать. Камер там вроде нет, были встречные машины и, может, ещё пешеходы. Ну и что дальше.
Вода ласкала его тело. Распаренный, вылез он из душа, разложил диван и взбил подушку, чтобы скорее проститься с этим неприятным вечером. Но куда там. Стоило лечь и притвориться, что вот-вот уснёт и всё обязательно кончится, как всплывал пред глазами мальчик. Маленький совсем, с рюкзаком, должно быть, первоклассник.
Он поднялся и опять было заплакал. Не вышло, слёз на всё не хватит. Живи теперь и думай как.
Легко ли быть полицейским? Выполнять повседневную работу то ли спасателя, то ли разгребателя грязи, иметь дело с непрерывным мутным потоком бед и кошмаров, с самыми тяжёлыми и злыми людьми, пропитываясь их духом, и знать, как на тебя смотрят вокруг. Как на парию. Иногда как на оккупанта. Увы, это слишком часто так, и немало вымогателей и истязателей, из-за которых образ полицейского остаётся таким.
Усталые размышления и сводки нервных буден кубринского опера — исповедь от первого лица, от косматой образины чудища из «Аленького цветочка». Он всем страшен и чужд. «Побудьте день вы в милицейской шкуре — вам жизнь покажется наоборот…»
Мирные жители его называли по-всякому. Родственники злодеев, которых он кольцевал, кричали (литературно): «Сука!» — и добавляли (жизненно): «Сдохни!» Обиженные заявители, кому Жарков по разным причинам не мог помочь, с удовольствием (словно другого не ожидали) говорили: «Оборотень!», зачем-то растягивая первую «о». Потерпевшие, которым помочь удалось, незаслуженно бросали: «Ещё бы не помог! Мы платим налоги», будто сам Жарков никаких налогов не платил. Случайные прохожие могли проронить сквозь зубы «Мусор!», сквозь дворы — убежать, сквозь время — вернуться в отдел и выдать: «Спасите!» Не выдать — потребовать, потому что избили, ограбили, обманули, развели, а полиция должна приходить на помощь — незамедлительно и каждому.
— Мы законы знаем! Мы жаловаться будем!
Без повода и с причиной, и так по кругу: что только не слышал про себя Жарков.
Может, одни только жулики называли его по имени-отчеству и не желали ничего такого. «Георгий Фёдорович! Начальник!»
Читая Кубрина, веришь в то, что понятно теоретически: они, конечно, все очень разные, эти люди в погонах.
Под шкурой, под личиной чудища живёт и страдает светлый и чистый человек.