— Понятно, — протянула я. — А как в монастыре, расскажи. Кем работал, чем питались? Своё хозяйство было?

— На подаяния добрых людей, — усмехается Дионисий, — Нет, это почти правда. Помню, кто-то раз три мешка картошки пожертвовал, погреб открывали. В другой раз мешок сахара нам принесли. А так, вообще, хорошо жили. Богатый человек не тот, у которого всего много, а тот, кому хватает. Нам всегда хватало, не нуждались. Не было такого, чтобы мы сидели и не знали, а что же нам делать, чем питаться будем. Жертвуют, всякие люди жертвуют. Бандюки в большей мере грехи замаливают. Были раз в Москве в офисе: три стеклянные двери, как в банке, секретарша такая — во-от такой вырез, колготки в сантиметровую сетку, короче, понятно. Я самого этого благодетеля не видел, у него только игумен был, мы с братом-водителем остались в приёмной.

Он вдруг вздыхает и замолкает.

— А вообще, — продолжает он, — сложно было. Я ведь был самый младший в братии. Первые полгода мыл туалет и всё про всех знал. Вот это для меня была пытка. Знал, кто свинья, кто руки не моет. Ну как так можно: ходить в туалет и не мыть руки, — и это монахи! Мне так и хотелось просто подойти к каждому и при всех сказать, застыдить. Отец Филарет, ты ж монах! А потом этими грязными руками еду готовит. Надеюсь, хоть перед службой он их мыл, святые вещи такими руками не трогал.

Он посмотрел сквозь меня, грустно улыбаясь. Немного помолчал.

— Но самое интересное началось потом. Надя, я думал, я сойду с ума. Вот те крест, — он наспех перекрестился. — Думал, меня увезут, как того парня, который был до меня. Он же с ума сошёл! Ему скорую вызывали. Сначала всё было хорошо. Я очень уважал нашего настоятеля. Я все его книги прочитал, так мне его мысли нравились! Я поэтому именно туда и поехал. К нему хотел. И вот уже пожил там какое-то время. И тут я вдруг, представляешь, слышу случайно, как он братьям рассказывает то, что я ему говорил на исповеди! Ты представляешь? Так и сказал: «Про тебя он то-то думает, а про тебя то-то». А как же тайна исповеди? Я… я не знал, куда деться. А там было личное, очень личное. Я сказал ему, что хочу уехать. А он мне знаешь, что сказал? Он сказал: «Если ты уйдёшь из монастыря, жизнь у тебя не сложится». Боже мой, что я чувствовал. Я никогда не чувствовал такого раньше и не дай Бог почувствовать ещё когда-нибудь. Я приходил в келью, и меня просто разрывало изнутри. Я не знал, что мне делать. Я понимал, что я как та Галенька, которая за спасение полы моет. Что он меня просто своим вот этим вот авторитетом держит возле себя. А я же человек. У меня же воля есть!

Он встал и снова заходил.

— Долго я мучился. И, значит, пока служба была, все ушли, там все на службу ходят. Собрал вещи, отнёс, спрятал их. А потом уже просто: нужно было козу выгуливать, ну я и пошёл. Привязал козу, взял свои мешки и давай по сугробам. И тоже ж, меня засекли. Отец Филарет, тот самый, который руки не мыл. Кричит мне вдогонку: «Как же он легко тебя получил!» — дьявол, в смысле. А мне так и хотелось ему крикнуть: «Иди руки помой!»

Он грустно усмехнулся, я улыбнулась. Он посмотрел на меня и сел обратно. Я села рядом.

— У меня к тебе предложение.

— И у тебя тоже? — почему-то спросил он и осёкся.

— Давай напишем статью об этом, анонимность я тебе гарантирую. У нас с подругой есть интернет-ресурс один, там и опубликуем. Людям будет очень интересно узнать откровения монаха.

— Я монахом не был…

— Поверь мне, всем вообще без разницы, — успокоила я.