— Нет, — говорю, — такого у меня в мыслях не было.

На самом деле было поначалу. Но потом меня стало затягивать со страшной силой, не похожей на те силы, что затягивали меня раньше.

— Тогда зачем? — спрашивает она.

Я долго думаю, подбираю слова, на выходе получаются одни штампы:

— Я, кажется, люблю его и хочу прожить с ним жизнь.

— Пф, — прыскает Соня. — Ты же знаешь, что не сможешь.

— Знаю, что не смогу.

— И на это сомнительное удовольствие ты хочешь меня променять? Мне хотя бы хватило сил это признать и не впутываться!

«Ты просто ему не понравилась! — чуть не вырвалось у меня. — Ему даже твой запах противен».

— Ну так и зачем он тебе нужен? — Мне на секунду показалось, что у неё в глазах блеснули слёзы. — Ты же как кошка: поймаешь птицу, поваляешь, голову ей оторвёшь и пойдёшь.

Да. Соня знает меня. Знает лучше, чем я себя знаю. Я иногда могу забыть, что я дрянь. Соня помнит это всегда. Она напирает:

— И ты променяешь это на нас?

И я променяю это на нас? Я не хочу ссориться с ней. Это хуже, чем ссора в семье. Семьи объединяются по зову гормонов, есть что-то животное в этой связи.

Любовь проходит. Есть у неё такое прекрасно-дерьмовое свойство. Я ли не знаю. Найти человека, с которым готов прожить жизнь, — вот что трудно. Могла бы я терпеть её всю жизнь? И вытирать за ней грёбаную зубную пасту с зеркала? Мы можем уехать из этой холодной страны. Бостонский брак. Мимолётные связи. Тусовки. Не знаю.

Соня говорит:

— Ты же знаешь, что я люблю тебя?

Она наклоняется и обнимает мою шею руками. Я кладу щёку ей на плечо. Мы застываем.

— Я тоже тебя люблю.

И не понимаю, в каком смысле. Мы сами себя не понимаем.

Парень в шляпке, который наблюдает за нами из дальнего угла бара, вообще ничего не понимает.