— Юрий Транков? Этот внебрачный сын Паскевича? Он же не должен появляться в стране. Сейчас впущу тебя в подъезд, но подожди там минутку. Я не вполне прилично одет.

Я медленно поднималась по лестнице, пытаясь не думать, что Лайтио имел в виду под не вполне приличной одеждой. Одновременно злилась на себя за то, что не рассмотрела номер машины Сюрьянена. Что говорил Майк Вирту? Даже при смерти мы не должны ослаблять наблюдательность. А я так растерялась от встречи с Транковым, что упустила важные моменты.

Мне пришлось подождать перед дверью, пока она наконец открылась. У Лайтио опять был «горчичный день», но сегодня на воротничке рубашки под шерстяной кофтой не обнаружилось галстука. Возможно, его приберегали только для начальников. В квартире сильно пахло картошкой фри, и у меня забурчало в желудке: организм реагировал на запах, как собака Павлова.

Лайтио кивком предложил мне войти. Вопреки обыкновению, в кабинете не висел дым столбом, помещение казалось недавно прибранным и проветренным. Лайтио открыл помятый громадный кожаный портфель, вынул ноутбук и с пыхтеньем запустил.

— Нет больше ни настоящей картотеки, ни архива. Все здесь, за паролями. А если они потеряются или попадут в чужие руки? То ли дело раньше. Было много замков и чертовски злая Эйни Рантанен на страже, чтобы служебная информация ЦКП не попала в руки кому-то из посторонних. Будь ты президент или высший полицейский начальник, это не помогло бы, нужно было объяснять, какие запрашиваешь данные. Даже Койвисто[19] однажды пришлось ждать почти полчаса, прежде чем Эйни принесла ему необходимые сведения. Но тогда господа не должны были сами видеть хлопоты поисков. Сейчас все иначе. И к каким чертям опять пропала эта мышь? — Лайтио потыкал как попало по сенсорной мыши и снова выругался.

— Я посоветовала бы обычную мышь.

— Обычная мышь у кошки! Ну так, посмотрим-ка. Транков, Юрий Валентин… Здесь. Что за чертовщина! Запрет на въезд в страну утратил силу в начале июня этого года!

Хелена Лехмусвуо никогда не выдвигала обвинения в похищении, дело не было предано огласке. Мне не хотелось защищать министров, принявших решение, и боссов СУПО,[20] но я сделала так, как просила Хелена, и не слила информацию пытливым журналистам. Майк Вирту так усердно вбивал в наши головы понятие лояльности, что я придерживалась этих принципов даже тогда, когда мне не было от этого пользы.

— Кто мог принять такое решение? У кого есть на это полномочия?

— Боссы, черт их побери, у нас или в СУПО, конечно, провели уже что-то вроде тайного предварительного расследования и решили, видимо, не предъявлять обвинения. Или же Транков был впущен в страну, потому что с его помощью можно схватить какого-нибудь более крупного негодяя. Возможно, речь идет о его папочке? У Паскевича могут быть незаконченные дела с бизнес-партнером своего покойного врага Васильева, Сюрьяненом. Сюрьянен ведь прикинулся невиновным, заявил, что ничего не знал о темных делишках Васильева. Представить все в таком свете было легко, раз свидетели умерли.

— А разве нельзя было спросить у Сталя, насколько ко всему этому причастен Сюрьянен?

— Что же ты не спросила? — Лайтио недоверчиво посмотрел на меня.

— Пыталась. Но из этого мужчины не вытянешь лишнего даже в постели! — с душевной болью почти выкрикнула я. — И Сталь не интересовался Сюрьяненом, только Васильевым и его сделками. Что в вашей электронной картотеке есть о Стале или Сюрьянене?

— Зачем я буду это тебе рассказывать, Илвескеро?

— Разве не здорово будет подложить свинью Рютконену? Знает ли Рютконен, что за расклад был пару лет назад?

— Я не имею понятия обо всем, что знают начальники! Сюрьянен… Посмотрим… Конечно, здесь что-нибудь найдется. — Лайтио тыкал в клавиатуру одним пальцем, и процесс набора шел мучительно медленно. — У Сюрьянена так много штрафов за превышение скорости, что ими оплачено несколько наших месячных зарплат. Права, по-видимому, из-за них как раз сейчас «на полке». Неудивительно, что он пользуется услугами шофера. Номера внедорожника «ауди» УСК-ноль-три. У него несколько таких машин, номера УСК от двойки до шестерки. Единица могла уже пойти на металлолом.

— Парень хочет видеть свое имя повсюду. И яхта была окрещена «I believe».

— Сейчас у него «I believe»-два, длиннее прежней на три фута. Сюрьянен не в пуговицы играет. Но я не нахожу здесь, в нашей картотеке, правонарушений, более горячих фактов. Возможно, мне не дают допуска. Я попытаюсь выяснить, почему приказ о задержании Транкова отменен. Может, получится еще прижать боссов. Не все они хотят попасть в газеты.

Мой желудок забурчал требовательнее прежнего, так что Лайтио услышал.

— Ты на какой-то диете, кажется, есть хочешь?