Он долго молчал, потом задал вопрос:
— Давно вы знаете Рейналя?
— Недавно. А вы?
— Он меня разыскал в ноябре прошлого года. Не знаю, каким образом.
— Ладно, Мюллер, — сказал я, — Мы сторговались или нет?
Старик пожал плечами.
— Мне терять нечего. Что вы хотите узнать?
— Я читал ваши показания в суде насчет Маршана. Вы их помните?
— Конечно. У Барбье была такая слава, будто бы он ничего на свете не забывает. То-то он был грозен на допросах. А на самом деле у него память никудышная, это я все помнил, а он пользовался. Потому мне и приходилось присутствовать на допросах. Вам следует знать: в отличие от гестапо, служба безопасности абвера пыток не применяла.
Старик ловко воспользовался общеизвестными сведениями, но также общеизвестно было и то, что именно Лионский отдел службы безопасности являл собой исключение. Было и ещё несколько подобных исключений. Но я не стал ввязываться в спор.
— Вы клятвенно подтвердили, что Маршан находился под контролем СД с того момента, когда в сорок третьем его арестовали. Но если его завербовал абвер, каким образом в его судьбу вмешалось гестапо?
— Постарайтесь понять. Офицеры абвера гестаповцев за людей не считали, для нас это были отбросы общества. Однако Барбье был убежденным национал-социалистом, в партию вступил одним из первых, для него партийные интересы все заслоняли. И он не разделял нашего отношения к гестапо, особенно после ареста шефа абвера, адмирала. Вот поэтому, когда в парижской штаб-квартире гестапо прослышали об аресте Маршана и затребовали его, то Барбье возражать не стал. Если вы помните, к сорок третьему году гестапо уже почти полностью присвоило наши функции.
— Как это было — с Маршаном?
— Приехал из Парижа эсэсовский генерал Оберг, состоялась их встреча. На ней присутствовал также доктор Кохен — шеф гестапо во Франции.
— Вы видели отчет Кальтенбруннера за май сорок третьего?
— Видел — Барбье мне показывал. Не весь, только часть.
— Там упоминался осведомитель, принадлежавший к руководству подполья.
— Да. Имя не было названо, но все догадывались, что это Маршан. Среди завербованных не было другого человека такого ранга.
— Какая у него была кличка?
— Fledermaus — летучая мышь. Это мы с Барбье придумали. Барбье обожал Штрауса, Легара — вообще оперетту. Маршану эта кличка подходила — летучая мышь охотится в потемках, — в хриплом голосе послышалась усмешка, но лицо осталось неподвижным.