— Знаешь-знаешь.

— Он жуткая дрянь, — сказала девица, — Второй этаж, комната слева. Ее пальцы скомкали банкноту, дверь захлопнулась. Я тут же заколотил в неё снова, и она немедленно распахнулась.

— Раз он такая дрянь, помоги мне. Он мне деньги должен. Услышит мой голос — не откроет ни за что.

— Мне-то какое дело?

На свет появилась следующая стофранковая банкнота.

— Тебе он откроет. Скажешь, приятель разыскивает.

Толстуха перевела взгляд с денег на мою физиономию, в ней боролись жадность и осторожность.

— Он, если узнает, отметелит меня. Матери моей так врезал по лицу нос сломал. Из-за пятнадцати франков, представляешь?

— Я ему сам врежу. Увидишь.

— Это ты-то? — девица смерила меня взглядом, в котором читалось, что я в подметки не гожусь Махмуду Бен Рифке.

— Ладно уж, тебе могу сказать — я из полиции, — на сонном лице проступил страх.

— У нас с матерью бумаги в порядке. Вид на жительство есть. Сейчас покажу.

— Да не надо пока, — сказал я. — Вы мне не нужны. Меня Бен Рифка интересует. Хотя, если не поможешь мне…

— Откуда мне знать, что ты и правда из полиции? — эти восточные красавицы не так уж глупы, как кажутся. Я пошел напролом:

— Читать умеешь?

Она отрицательно покачала головой.

— Видишь, вот документ — раз уж ты такая придирчивая.

У меня оказалась при себе официального вида бумага — на бланке с печатью и подписью. Это было предписание для меня, которое Изабел получила в мое отсутствие. Никому оно было не нужно, но я вечно таскаю в карманах всякую ерунду. Теперь бумажонка пригодилась.

— Ты его арестуешь? И он не вернется?

— Через неделю красавчик будет гулять по улицам Касабланки.