Сольгерд чувствовала себя так, как будто всю жизнь боялась высоты, а сейчас вдруг с разбегу прыгнула со скалы, и летела-летела-летела вниз, ветер рвал её волосы и платье, сердце замерло в горле, не позволяя сделать вдох, но страха не осталось, самое страшное уже произошло — она спрыгнула. Остался лишь звенящий момент ожидания: взлетит она или всё-таки разобьётся?

Брегир молчал. Сердце кровоточило, каждый вдох обжигал, будто воздух был раскалён, словно в печи. Сольгерд стояла так близко, что он слышал частый, захлёбывающийся стук её сердца, как у маленькой пойманной птицы, слишком крепко сжатой в ладони.

— Увези меня отсюда, — прошептала цесаревна, хватаясь за единственную свою надежду.

Куда?! Куда он мог её увезти? Всё внутри воина рвалось на части, заливая кровью иссечённую душу.

— Мы можем вернуться домой, и ты станешь цесарем. Стань моим цесарем, Брегир!

— Я не могу, — голос изменил ему, сорвавшись на хрип. — Я опасен для тебя, Сольгерд.

— Нет! — она вновь шагнула к нему в попытке обнять, прижаться, не отпускать, но воин решительно отворил дверь.

— Ты должна идти, — тихо произнёс он таким тоном, что и гора не посмела бы ослушаться, прикажи он ей ввергнуться в море. Побелевшие пальцы почти до хруста сжимали дверную ручку. Если Сольгерд только коснётся его, шагнёт чуть ближе, он сам не сможет её отпустить.

…И летящее со скалы тело Сольгерд встретилось с сухой землёй, взметнув облако пыли, от которой жгло глаза и невозможно было дышать…

Брегир закрыл за ней дверь, едва удерживаясь от того, чтобы разбить кулак о дубовые доски. Минуло несколько ударов сердца. Внизу, в таверне, стояла непривычная тишина. Нужно проводить цесаревну, чтобы никто дурной не привязался.

Сольгерд стояла на середине лестницы, а на нижней ступеньке, положив ухоженную ладонь на эфес меча, на девушку взирал принц Таерин. За его спиной теснилось человек двадцать вооружённой до зубов охраны.

— А вот и он, — со злым весельем в голосе произнёс принц, увидев Брегира. — А мы как раз говорили о том, что наша невинная овечка оказалась… шкурой под своим телохранителем!

Сольгерд умерла ещё две минуты назад, там, в комнате Брегира, поэтому сейчас она стояла опустошённая, с сухими глазами, не в силах ни осознать происходящее, ни даже испугаться. Но Брегир сразу оценил ситуацию и по лицам принца и его вооружённой свиты сделал вывод, что объяснять что-то будет бесполезно.

Он аккуратно приблизился к ещё не заметившей его Сольгерд и тронул её запястье. Девушка вздрогнула и обернулась, и в её глазах вновь вспыхнула отчаянная, пронзительная надежда.

— Беги в лес, — едва слышно промолвил он, закрывая её собой, не отрывая взгляда от ледяных глаз принца, — я найду тебя.

— Что ж, — кивнул Таерин, — его — убейте, её… — он задумался на миг, а потом изящно махнул пальцами, будто стряхивая с них прилипший мусор, — делайте с ней, что хотите, мне не нужны объедки.

Двадцать человек против безоружного Брегира одновременно вынули клинки из ножен, Сольгерд отступила, не в силах оторвать взгляда от происходящего, и тут чья-то мозолистая ладонь потянула её за руку. Обернувшись, она наткнулась взглядом на косматую бороду и выступавший из-под неё внушительный живот. Увлекаемая Хойбуром вверх по лестнице, сделала шаг. За её спиной повисла неестественная, звенящая тишина, и тут Сольгерд увидела, как тень Брегира, что лежала под её ногами, начала расти и шириться, разворачиваясь по ступенькам и, вслед за ними — по деревянной стене от края до края, принимая совершенно нечеловеческие очертания и размеры. А потом тишину вспорол чей-то истошный, полный ужаса вопль. Она хотела оглянуться, но Хойбур перехватил её, закрыв глаза огромной ладонью, и поволок вверх по лестнице.

— Не смотри, девочка, не смотри! — прохрипел он ей в самое ухо, но его голос утонул в страшном раскатистом рыке, от которого в погребе зазвенели бутылки, а дыхание застыло в груди, покрыв рёбра коркой льда.

И Сольгерд накрыл шквал звуков из омерзительного треска человеческих костей, грохота мебели, хрипящих и булькающих криков. Волна горячего, тошнотворного запаха, оставлявшего во рту металлический привкус, обожгла ноздри, и девушке показалось, что она угодила в рыболовные сети, и они увлекают её на глубину, где ничего не видно, где нечем дышать, и даже твой пронзительный крик превращается лишь в пузыри воздуха.

Хойбур поставил её на подкашивающиеся ноги только в своей комнате, под окном которой была низенькая крыша дровяника.