Зак на мгновение отрывает взгляд от дороги, пропустив табличку «играющие дети», укрепленную на белой кирпичной стене. Спидометр показывает тридцать пять — превышение допустимой скорости на пять километров.
— А почему?
Даже мой ближайший коллега ничего не знает обо мне. И незачем ему это знать. Я не собираюсь рассказывать, что выросла на улице в двух шагах отсюда, что с момента выписки из родильного дома Линчёпинга и до того, как съехала от родителей, прожила в этом благополучном закрытом мирке под названием Стюрефорс. И ни словом не упомяну о Стефане Экдале — и о том, чем мы с ним занимались на родительской кровати в тот день, ровнехонько через четыре месяца после того, как мне исполнилось тринадцать. Я не собираюсь рассказывать, что все у тебя может быть хорошо — и тем не менее тебе грустно. И знаешь, Зак, я ведь понятия не имею, почему так бывает. И еще меньше я понимаю, как это все получается.
Янне.
Мы развелись более десяти лет назад, но все не можем отпустить друг друга. Мама и папа женаты с незапамятных времен, но никогда не были по-настоящему близки.
— Просто я знаю, и все, — отвечает она.
— А, Форс, так у тебя есть от меня тайны?
— Слава богу, есть, — произносит Малин.
И в этот самый момент он останавливает машину перед виллой из силикатного кирпича, окруженной невысоким белым бетонным забором.
— Дом Тересы Эккевед. Прошу вас, мадемуазель, выходите!
Где-то в глубине участка блестит вода в бассейне. Бассейн окружают ухоженные кусты, названия которых Малин не знает, на каждой клумбе чернеет свежая плодородная земля. На тиковом столике кофе и магазинные булочки, на спинке стула удобная синяя подушка. Под потолком крытой веранды, рядом с камином, тихонько шуршит вентилятор, распространяющий приятную прохладу. Рядом с кофейником ведерко с кубиками льда.
— На случай, если вам захочется кофе con hielo,[4] — сказала Агнета Эккевед, прежде чем усесться вместе с ними за стол.
— Я пью горячий, — откликнулся Зак со своего места на торце стола. — Но спасибо за заботу.
— Не понимаю, как она могла обмануть нас, — говорит затем Сигвард Эккевед, и в голосе его слышатся возмущение и тревога.
А еще осознание того, что он теперь почти ничего не решает в жизни дочери — если вообще решает что-либо.
В горячем воздухе запах булочек кажется удушающим, кофе обжигает язык.
Голос у Сигварда Эккеведа высокий и ясный, но звучит глухо. Хозяин дома рассказывает то, что гостям уже известно: они с женой были в Париже, а Тереса предполагала провести время со своим парнем, но оказалось, что он все это время находился с родителями на даче в окрестностях Вальдемарсвика. Бумажника и мобильного телефона Тересы они не обнаружили. И так далее. Они дают ему договорить до конца, и прерывают рассказ только краткие дополнения и уточнения жены — ее голос звучит куда более тревожно. «Уж не известно ли тебе нечто такое, что нам тоже нужно знать?» — думает Малин.
Когда Сигвард Эккевед заканчивает свой рассказ, Зак спрашивает:
— У вас есть фотографии Тересы? И для нас, и для рассылки по другим полицейским участкам страны, если понадобится.
Агнета Эккевед молча поднимается и уходит в дом.