– Обитает. Еще как обитает.
– Что, наркотики там продают?
– Там – нет. Говорю же тебе, склад там. Но люди там есть. Сейчас там три человека должны быть.
– Слабовато для охраны.
– Охрана – она здесь. По огороду бегает. Собака здоровенная. Породу не знаю, но очень страшная зверюга.
– Чего ж она не лает? Неужели нас не чувствует?
– Она никогда не лает. Она молча кидается. Надрессирована она так.
– Что, на себе испробовала? – Дема усмехнулся.
– Нет. Ребята рассказывали, которых мы сюда посылали. Одному чуть ногу не оторвала.
– Везет нам на собачек. Кстати, – Дема внимательно посмотрел на Ольгу, – ты не относишься к любителям-собачникам? Или к охранникам природы?
– А почему ты спрашиваешь?
– Ну, если я псину эту покалечу слегка, с кулаками на меня не набросишься?
– Это ни к чему! – Губы поджала, напряглась. Похоже, и в самом деле любительница собак. Менты они все такие. Собака им дороже, чем человек. – Я все предусмотрела. Вот. Аэрозоль специальный. «Скорпион». Два пшика – и собака полчаса в нокауте.
И в карман лезет. Достает какой-то несчастный баллончик. Демиду в руку сует.
Собаку ты убей, убей сразу, если сумеешь. Не сумеешь – она убьет тебя, очень плохое животное.
Внутренний голос ожил. Очень серьезно ожил. Не с ехидцей, как всегда. Не с шизовой подковырочкой. Обеспокоенность появилась во внутреннем голосе. Тревога, пожалуй, даже. За жизнь Демида. Ну и за свою жизнь, конечно.
И все, как обычно, поплыло перед глазами. Но Демид справился. Не впервой. Сжал баллончик в руке, ноги покрепче расставил. Головой встряхнул, улыбнулся криво, но обаятельно.
– Как скажешь, начальница. Два пшика, говоришь? И кружка пива...
– Ага! – заулыбалась счастливо, как будто собачка эта за забором не наркоманская, а личный ее выкормыш. – Нельзя собак убивать!
А Демид – что он? Он уже и не Демидом в эту минуту был. Накатило на него, как обычно. Кем он был? Электричеством в кишках проводов. Червем в навозной жиже. Колючей веткой крыжовника. Он раздвоился. Он растроился, расчетверился, рассотнился. Но не расстроился. Он даже сильнее стал. Попробуй справься с таким, кто тела своего не чувствует. Ему и боль нипочем. Ему бы сдержаться, чтоб не броситься и не вырвать черную избушку с корнями из Вселенной. Чтоб не растоптать города на своем носорожьем бегу, не проткнуть небо своим козерожьим рогом.