– Почему свои последние силы? – немедленно откликнулся на его слова Цейтлер. – В вашем распоряжении есть союзные соединения и добровольческие части СС. Пустите их в дело, пусть помогут вам склонить чашу победы в свою сторону.
– Они скверно наступают. На одного союзного солдата в наступлении необходимо три солдата вермахта, которые будут толкать его прикладами в спину, – с солдатской прямотой ответил Манштейн, но собеседник не принял его тона.
– Они, может быть, действительно неважные вояки в наступлении, но ими можно хорошо развести огонь в камине. За это с вас никто не спросит, можете мне поверить.
– Спасибо, но для меня куда важнее личной ответственности это взятие Арбузово и прорыв окружения группы генерала Скотти.
– Для меня тоже. Желаю удачи.
Цейтлер говорил собеседнику искренне, однако госпожа Удача продолжала оставаться глухой и незрячей в отношении солдат группы армий «Север».
Третий день наступления не разрешил кризиса в сражении по деблокированию шлиссельбургской группировки. Брошенные в бой венгры, хорваты, испанцы при поддержке немецкой артиллерии и танков не смогли переломить ход битвы в свою пользу. Итогом кровопролитных атак и отчаянной храбрости немецких солдат и их союзников стало неполное занятие Арбузово на юге и захват руин 8-й ГРЭС на севере.
Для самолюбия Манштейна подобный результат был подобен плевку в душу, где все бурлило и клокотало от негодования. Сражайся он где-нибудь в Европе или, на худой конец, на юге России и имей он больше сил, «лучший военный гений» Германии, несомненно, давно бы предпринял обходной маневр и нанес противнику сокрушительный удар в другом, слабом, месте. На выявление этих слабых мест у генерала был особый нюх, но, к огромному сожалению, он не мог проявить свои полководческие таланты в полном блеске и мере.
Из-за болотистой местности он мог наступать своими танками только на ограниченном пространстве, нанося удары исключительно в лоб, не имея возможности маневрировать. Единственным выходом из этого положения был штурм вражеских позиций силами пехоты при поддержке артиллерии, но он был неприемлем для немецкого генерала из-за своих высоких потерь. По этой причине Манштейн и прибег к совету Цейтлера, решив продавить оборону противника ценой жизней союзнических солдат.
Будь его противником генерал Мерецков, Манштейну наверняка бы удалось вколотить в лузу этот откровенно неудачный для себя шар. Однако ему противостоял генерал Рокоссовский, усердно не желавший изображать из себя условного противника и каждый день преподносивший Манштейну новые сюрпризы.
Все его неудачи третьего дня были связаны с грамотным взаимодействием советских наблюдателей-корректировщиков и артиллерийских батарей Ленфронта. Дивизионные гаубицы с правого берега Невы своим огнем раз за разом громили боевые порядки немецких союзников, штурмовавших Арбузово в этот день. Не успевали хорваты и венгры, бельгийцы и голландцы начать атаку, как на них тут же обрушивались снаряды, разнося их стройные ряды.
Когда же по требованию генерала на правый берег Невы была послана эскадрилья бомбардировщиков, они не обнаружили месторасположения русских гаубиц, так мастерски они были укрыты от взора врага. Стоя под маскировочными сетями, артиллеристы крутили кукиши рыскавшим в небе самолетам врага и показывали в их адрес различные неприличные жесты.
Имей немецкие пилоты в своем распоряжении больше времени, они бы смогли отделить зерна от плевел и нанесли бы свой удар туда, куда было нужно, но времени у них было в обрез. В небе появились темные точки летевших им наперехват советских истребителей, и асы люфтваффе сбросили свой груз наугад.
Действия истребителей обоих советских фронтов в эти дни были выше всяческих похвал. Они не только сражались с «мессерами» и сбивали «юнкерсы», летчики охраняли от огня противника свои штурмовики, на плечи которых легло главное бремя борьбы с танками и пехотой противника.
Не понаслышке зная о том, что увлеченные боем истребители часто оставляли «илы» без прикрытия, специальным приказом Рокоссовский ввел персональную ответственность истребителей за каждую потерянную в бою машину. В случае выявления подобных случаев под трибунал отправлялся не только летчик, совершивший этот проступок, но и комиссар, и командир этого подразделения.
Приказ был очень жестким, драконовским, но благодаря ему число потерянных штурмовиков в сражении за Арбузово измерялось единицами. По словам самих летчиков, приказ генерала Рокоссовского сплотил и усилил дружбу и взаимодействие среди этих подразделений фронтовой авиации.
Манштейн очень сильно переживал конфуз наступления третьего дня. В узком кругу офицеров он мрачно шутил, что стал лучше понимать генерала Фалькенхайна, который командовал немецкими войсками в битве при Вердене, продвижение которых вперед равнялись сотням метрам. При этом посланец фюрера не собирался складывать оружие и признавать свое поражение. На четвертый день наступления он намеревался провести генеральный штурм вражеских позиций. Из остатков танковых полков был создан новый ударный кулак, состоявший из нескольких штурмовых отрядов. Действовать они должны были под прикрытием артиллерии и авиации. Весь план наступления был расписан с немецкой тщательностью и пунктуальностью, но неутомимый генерал Кинжал вновь преподнес Манштейну очередные сюрпризы.
Ночью, накануне наступления, проклятые русские «швейные машинки» совершили удачный бомбовый налет. На этот раз жертвой этих малошумных бипланов стал не штаб, не батареи тяжелой артиллерии, а топливный склад, снабжавший бензином танки штурмовых групп.
Удар не был смертельным. Намеченное на утро наступление он сорвать был не в силах, но вот затянуть его начало, а также затруднить снабжение танков – это ему полностью удалось. В связи с ночным налетом наступление было перенесено на час, и число танков, принимавших в нем участие, было несколько сокращено.
Обозленный генерал, не раздумывая, приказал отдать под суд начальника зенитного отряда, защищавшего топливный склад, по чьей вине был причинен ущерб его планам. Имея личный опыт в общении с советскими ночными бомбардировщиками, в этом налете Манштейн увидел для себя дурной знак и не ошибся. До начала наступления оставались минуты, когда командующий снял трубку телефона и передал штурмовым группам, авиации и артиллерии отбой.