Пока конфета описывала пологую кривую, а он ждал ее с поднятой ладонью, он успел подумать, что Наташа разволновалась еще больше, чем он, что она заранее приготовила слова, не только конфету, и он, в нужный момент сжав ладонь, а затем почувствовав, что поймал брошенное ею, крикнул:

– Но это был не сон!

Наташа в этот момент уже закрывала дверь. Не разобрав, что он сказал, она повернулась в дверном проеме. К нему лицом.

– Что?

– Это был не сон.

– Хорошо, пусть не сон!

– Не уходи!

– Я приду. Ты будешь один?

– Да. Если только кто-нибудь случайно не заглянет. Но ты все равно приди.

Наташа закрыла дверь, и Михаил разжал ладонь. Конфета была большая и дорогая. Вполне соответствующая подарившей ее женщине. Вполне.

Она пришла со словами:

– Зачем я к тебе пришла?

– Ты знаешь, зачем.

– Но нас же могут застать вдвоем. Будет неудобно.

– Могут. Но разве это повод не видеться? – возразил он.

После этого случая они уже не прятали своих устремлений. Наташа была второй раз замужем и всего два года назад родила ребенка. Первый брак был у нее по любви, но совсем неудачным; второй же, как понял Михаил, ее просто устраивал. Ее первый муж, офицер и слушатель Военно-Воздушной академии, спился то ли сам по себе, то ли из-за Наташиного романа с его другом и сокурсником, который, если тоже не спился совсем, как ее муж, то, по крайней мере, запил, когда Наташа на время вернулась к мужу. Так что клеймо роковой женщины на ней уже стояло определенно. Но Михаил не собирался расплачиваться алкоголизмом за связь с такой женщиной, как и второй ее муж – уравновешенный, выдержанный человек, который оказался в состоянии любить Наташу, отнюдь не безумствуя. Ей же, видимо, требовалась страсть, не только прочный фундамент. Но если со стороны Наташи следовало чего-то опасаться, то скорее того мастерства, которое проявилось в награждении его конфетой за видение и жалость. Тем не менее, Михаил решил не тормозить, еще не представляя, как сможет совмещать Наташу и Лену. Одну вместо другой он не хотел совершенно, а иметь их обоих вместе оказалось непосильной задачей, но это выяснилось только потом, хотя сравнивал он их с самого начала. Никакая близость по внешности к итальянским кинозвездам не могла быть решающим фактором в пользу Наташи. По уму, по человеческой содержательности, да и по фигуре и грации ей было далеко до Лены. Бойкость языка, уверенность в том, что уж она-то как никто может быть интересной собеседницей, раз ей известно из польского журнала, кто такая Ава Гарднер или Лана Тернер, а другим – нет, не могли замаскировать заурядность Наташиного ума, да и интересов тоже. Нет, ум у нее, конечно, был, но она совсем не стремилась развить его больше, чем требовалось для искусства обходить соперниц и увлекать мужчин. На Лениной стороне было еще одно бесспорное преимущество – она любила природу и походы почти так же, как Михаил. Наташе же такая увлеченность была не то что неизвестна, но даже чужда. Ей нравились курорты, пляжи, рестораны и даже шумные компании как поприща, где она могла бы блистать. Лене не требовалось демонстрировать, что она умна. Наташе же без апломба и безапелляционности суждений в обществе нечего было бы делать. Красота, конечно, придавала убедительности ее высказываниям, но не до такой степени, чтобы, не возражая ей вслух, изменить свое собственное мнение. Но несмотря на это, Наташа все-таки была хороша, а наедине с любимым становилась искренней, отвечающей лаской на ласку. Что еще срабатывало в пользу Наташи? Новизна? Да, конечно. Новизна обращения к нему за помощью со стороны красивой женщины, вроде бы созданной для счастья, но в основном несчастливой по жизни. Она взывала о помощи именно в этом деле. Так как было не помочь?

Кризис в отношениях Михаила и Лены все равно должен был когда-то произойти – неравенство чувств, различная зависимость друг от друга просто предопределяли появление нового романа. Вот он и появился, хотя Наташа не была его идеалом – это он знал с самого начала. Но в том, что она вторглась глубоко в те области, где должна была царить, но не царила Лена, сомневаться тоже не приходилось, и Михаил позволил Наташе вторгнуться туда, несмотря на то, что терпеть не мог косметики и курения, а Наташа и не мыслила себя без накрашенных губ и подведенных глаз, да и без сигаретного дыма и поз, позволяющих с «выгодой» преподносить себя. Лена свободно обходилась и без того, и без другого. В глубине души Михаил сознавал, что если женщина ради него не бросит курить и мазаться, она им надолго не завладеет. Однако сколько времени продлится «недолго», он и сам еще толком не представлял.

Кстати, он с удивлением для себя обнаружил, что видимая неустроенность, несбалансированность, даже несчастливая судьба красивой женщины могут срабатывать в ее пользу не хуже, чем ее действительные достоинства, а то и сильней. Видимо, мужчину подвигала к даме даже не жалость к ней, а возникающая сама собой иллюзия, что уж ему-то удастся достичь того, что не смогли достичь предшественники, которые попались ей прежде его. То, что это именно иллюзия, он начал подозревать почти сразу и даже проводя много времени в обществе Наташи, к которой его тянуло, он сознавал, что напрасно ступает по слишком тонкому льду, и что постоянному вранью дома о причинах задержек после работы убедительности надолго не хватит, а потому попытку сохранить для себя и Лену, и Наташу непременно ожидает провал.

Но прежде чем это произошло, он побывал у Наташи дома, когда она находилась одна, а ее сын спал. Наконец-то у них появилась возможность сблизиться до предела, их давно уже просто разрывало от желания перейти от объятий и поцелуев к самому главному.

В тот день им обоим было не по себе от ожидания и волнения. Первые ласки, прежде чем они опустились на диван, показали Михаилу, что жгучего желания к Наташе они, против обыкновения, сегодня не порождают. Это было странно, поскольку с Леной он очень редко насыщался вполне, да и с Наташей Михаил обычно не упускал случая показать ей, как хочет ее.