— Комнаты — для гостей! — Мариту откровенно перекосило. Похоже, брат нечасто выводит ее в свет — совсем не умеет держать лицо. Или просто не считает нужным со мной?

— Да-да, Летиция — член семьи! — поторопился сгладить неловкость Тристан.

Мариту перекосило еще больше. Горничная принялась перетряхивать постель. Кажется, у нее даже чепчик шевелился от желания не упустить ни слова из господского скандала.

— Семьи — сомневаюсь… — я задумчиво уставилась на желтую от старости простынь. — А вот рода — несомненно. Раз ты смог воздействовать на меня через алтарь.

— Тита! — Марита взвизгнула так, что напуганная горничная выронила простыню. — Выйди вон!

— Леди, но я… — Тита растянула на руках еще не перестеленную простынь.

— Пошла вон! — рявкнула Марита и уже сквозь зубы процедила. — Дорогая Летиция сама справится, она умеет…

Горничная торопливо присела в книксене и вылетела вон, напоследок одарив меня очередным любопытным взглядом.

Марита обернулась ко мне и лицо ее стало откровенно страшным.

— Изззздеваешшшься? — прошипела она. — Радуешься, что я так и не вошла в род? Потому что мой ребенок… мой мальчик… умер, едва успев родиться! Что же ты за дрянь такая, ты… — она вдруг слепо кинулась на меня, норовя достать ногтями глаза.

Не добежала — Тристан сгреб ее в охапку, прижал к себе:

— Ну тихо-тихо! Тихо, милая…

— Тихо? — Марита забилась в кольце его рук. — А она как радовалась, когда узнала? Тоже тихо? Или прыгала от счастья, что у нас горе? — из глаз ее градом катились слезы. — Радовалась ведь, да? Радовалась, что я больше не могу иметь детей, что у рода нет наследника? Что меня так и не принял родовой алтарь? Что ты по-прежнему единственная настоящая леди де Молино, а я только на казенной бумаге, а не перед родовым алтарем?

— Марита, успокойся… Марита… — Тристан с неожиданной силой прижал ее голову к своей груди, запустил руки в волосы — выпавшие шпильки посыпались на ковер. Поверх растрепавшейся головы супруги бросил на меня тяжелый взгляд — как камнем швырнул.

— Мне… Мне очень жаль, что ваш сын умер. — аккуратно подбирая слова, сказал я. Их и впрямь было жаль — как было бы жаль любого, пережившего настоящую трагедию: на мгновение болезненно сжимается под грудью и тут же мелькает эгоистичное «Только бы не со мной!». Нет-нет, мне вполне достаточно своего! — В каком году это произошло?

— Мой сын родился и умер в конце травокоса шестьсот пятьдесят третьего от Первого Обретения Алтарей. — сквозь зубы процедил Тристан.

— Не делай вид, что не знаешь! — снова пытаясь вырваться, выкрикнула Марита.

— А что еще произошло в конце травокоса пятьдесят третьего? — со злобной ласковостью спросила я. — Намекаю, со всей империей произошло.

— Алеманцы вторглись в северные провинции. — раздраженно рыкнул Тристан. — Причем тут…

— А где я была в травокосе пятьдесят третьего, когда алеманцы вторглись в северные провинции? — еще злее и ласковее пропела я.