— Ваши дамы что, к войне готовятся? — прошипела я, так что вздрогнула и модистка, и стоящий рядом Улаф. — Раз им потребовалось столько траурных платьев?

— Не мое дело, зачем клиенткам товар, мое дело их обслуживать. — модистка гордо задрала подбородок.

— И делаете вы это из рук вон плохо! — рявкнула я, поворачиваясь на каблуках.

— Так вы и не моя клиентка, ле-е-еди… — прошипела модистка мне в спину.

Я взяла Улафа под руку и чеканя шаг, как на армейском параде, направилась прочь.

Анита оставила нас еще у вокзала, отговорившись какими-то делами, но кажется, мы ее попросту напугали. Вот у кузена Улафа наверняка дел не меньше — гарнизон-командор все же! — но он взялся меня сопровождать… и теперь выслушивал вместе со мной отказ за отказом.

Дверь захлопнулась за нами. Колокольчик брякнул издевательски.

— Давайте я вызову отряд… и мы просто конфискуем это треклятое платье! — рявкнул Улаф.

За дверью, кажется, что-то упало.

— Вот хоть у этой дамочки… она самая противная! — повысил голос Улаф. — Или у той, самой первой… то платье, которое вам понравилось. — уже тише добавил он.

— Я ценю ваш порыв, кузен Улаф, но вы же понимаете, что не можете сделать это? Сами знаете, что станут говорить: имперский гарнизон ведет себя на юге как в покоренной стране, солдаты последние платья отнимают.

— Конечно, знаю: они ведь и так это говорят! Кроме, разве что, платьев. — подумав, добавил он. — А… что же делать? Если это платье так важно…

— Важно. Не мне вам рассказывать, что обычаи, порой, важнее законов. — я покусала губу — как же не хочется, боги! Но похоже, придется… И двинулась по улице, с каждым шагом все быстрее и быстрее, точно боясь передумать.

— Куда мы? — слегка задыхаясь, спросил Улаф и я опомнилась, понимая, что чуть не перешла на бег.

— Туда, куда я идти не хотела. И не хочу. — сквозь зубы процедила я, сворачивая в ответвляющийся от центральной улицы узкий проулок.

Очень узкий, очень незаметный.

— Я и внимания не обращал, что тут проход. — удивился Улаф.

— Вы и не должны были. — буркнула я, проскальзывая между винным погребком и кондитерской. — Здесь не для приезжих, только для своих.

В проулке неярко и неброско мерцала всего пара витрин. В одной красовалась бочка северного эля и столичного пива, не интересные приезжим, зато интересные самим южанам. Напротив располагалась лавка степных сыров.

— Ого! Ка Хонг тосковал, что здесь нормального козьего сыра не купишь! — вскричал Улаф. — Кузина, а можно я, пока вы там, тут осмотрюсь? В платьях-то я ничего не понимаю… Кузина? Кузина Летиция?