— Платье? — переспросила я.
— Платье? — удивленным эхом подхватил лорд Трентон.
— Платье. — с удовольствием припечатал Криштоф. — Черное. Для бала. Мы все прекрасно понимаем, что вы, леди Летиция, не брали ничего подобного с собой… и что вы ни при каких обстоятельствах не можете появиться на похоронах без него. Поэтому я позволил себе…
— Лишнего. — обронил лорд Трентон. — Предложить леди… подарок. Платье. От мужчины. — он посмотрел так, как обычно смотрел на министра финансов, когда тот предлагал перераспределить часть финансирования Академий на строительство казино. И мне мгновенно стало жаль Криштофа — выражение лица лорда Трентона в таких случаях бывало настолько… мерзостным, что один лишь министр финансов мог его выдержать — и не убить.
Криштоф оказался вторым. Пальцы у него дернулись, сгибаясь когтями хищной птицы, дыхание на миг прервалось… а потом по лицу будто короткая судорога прошла, он с усилием разжал руки… и голосом ровным, как дорога между столичным и пригородным императорскими дворцами, произнес:
— Я, безусловно, не позволил бы себе унизить леди подобным подарком. Однако даже такой строгий ревнитель этикета как… леди Марита… или вы, лорд Арчибальд… — издевка в его голосе была не слышна. Почти. То есть слышна, но лишь тем, кто захочет ее услышать. — Не смогут осудить леди за… мелкий заем. У соседа и… друга детства.
— И какой процент возьмет за эту мелочь друг и сосед? — с деловитостью конского барышника осведомился Трентон.
— У соседей принято одалживать без процентов. Леди вернет эту мелочь, когда ей будет удобно. — и с едкой, как кислота, любезностью, добавил. — Предваряя ваши дальнейшие возражения… основанные, безусловно, только и исключительно на глубоком и трепетном чувстве приличий… я не собираюсь требовать от леди заемное письмо. В таких мелочах соседи… и благородные люди просто верят на слово, не так ли, леди Летиция?
— Завидую я вам, лорд Криштоф! У меня в соседях министр финансов и военный министр… какое уж тут «на слово»! У нас с ними по мытью мостовой перед домами — и то письменное соглашение. Да и леди, как вы сами выразились, еще недавно служила у меня… — тоном большого, наглого, сытого кота промурлыкал Трентон и прежде, чем Криштоф успел вспыхнуть гневом, буднично закончил. — Так что теперь я должен ей жалованье за прошлый месяц, премию за безупречное исполнение обязанностей и выходное пособие. Думаю, заработанного горничной хватит для леди на одно бальное платье. И нет нужды одалживаться у благородных соседей!
— О! — на лице Криштофа на миг мелькнула растерянность, потом недовольство и… смирение. Словно он оценил предложение, и хоть противно, не смог не признать — это самый пристойный выход из положения. — В таком случае… безусловно. Леди, могу я предложить хотя бы воспользоваться услугами семейного портного де Орво? Без обязательств…
— Нет! — я выпалила раньше, чем он успел договорить. Не продуманно. Импульсивно. Просто на словах «семейный портной де Орво» меня скрутил старый, пятнадцатилетней давности ужас — стать членом этой семьи! Стать де Орво, быть во власти де Орво, не иметь ничего — ни образования, ни денег, ни свободы, ни уважения… И платья! Всегда носить серые платья!
Криштоф все понял — мгновенно, сразу. На лбу и щеках вспыхнули красные пятна, а в глазах мелькнула застарелая тоска — какая бывает у хромых уличных псов. Втянул воздух сквозь зубы и… дрогнувшим голосом пробормотал:
— В таком случае, позвольте откланяться. Вы со мной, лорд Арчибальд?
— Мы не договорили с леди насчет заказов. Прошлых и возможно, будущих. — сухо обронил тот и усмехнулся. — Должен же я вернуть хоть часть денег.
— Как угодно… — еще суше бросил Криштоф. — Леди… — и он вдруг протянул мне руку.
А я… Я подала свою. Не собиралась, но этот жест! Лорд Криштоф, наследник де Орво, должен прекрасно танцевать — только у танцора могут настолько выразительные движения. В его раскрытой ладони было сразу все. Требовательная властность. И одновременно смиренная мольба.
Невыносимая смесь — ни одна нормальная женщина не устоит!
Мои пальцы скользнули в его ладонь. Теплую. Сильную.
Он их… поцеловал? Или просто едва коснулся: чуть щекотно, и чуть-чуть… непристойно? Хотя казалось бы, что непристойного в формальном поцелуе руки? Но он умудрился коснуться губами моей кожи так, что… внизу живота потянуло и пальцы на ногах поджались! Клятые демоны!
Выпрямился, улыбнулся уголками губ — и богами клянусь, в этой улыбке было торжество! — и очень серьезно шепнул: