— Ты тоже видел? — слова застряли поперёк горла.

— Да, — тихо ответил Гриша, — жуть…

К нам подошла мама, нахмурила брови:

— Дети, расходитесь по домам. Не надо сидеть одним на улице.

Гриша попрощался и ушёл, я поплелась в избу. Прошла в спальню, легла на кровать, отказавшись от обеда. Желудок до сих пор сводило.

В дверь, не стучась, ввалился незнакомый мужик. Высокий, с мощными руками и добрым взглядом голубых глаз. Кудрявые русые волосы шапкой вились на голове, густая борода тоже завивалась колечками. Деревенский здоровый румянец во всю щёку придавал ему вид Амура-переростка.

— Дед Михей и вы, Ольга Романовна, там в сельсовете все собрались. Вас ждут. Будем решать, как тут вообще дальше-то быть? — мужчина топтался на пороге, как нашкодивший мальчуган.

— Ступай, Алёша, — ответил старик, — сейчас подойдём.

— Лару берём с собой, — сразу безапелляционно заявила мама.

— Оленька, может, не надо, и так она насмотрелась сегодня, — тихо сказал отец.

А мне было жутко оставаться одной. Кажется, выйди из комнаты и снова увижу висящий в тенётах труп. Словно ошпаренная, подскочила с кровати.

— Со мной нормально всё, — вышла к родным, — не оставляйте меня одну, — голос дрогнул, на глаза накатили запоздавшие слёзы.

— Идём все вместе, — отрезал дед Михей, поднимаясь из-за стола.

Здание сельсовета, давно пустующее, находилось за сгоревшими домами. Окна его заколотили, чтобы алкаши не растащили последнюю оставшуюся мебель. Хотели организовать в нём клуб, но у деревенских всегда хватает работы. На досуг махнули рукой, и добротное здание тихо ветшало, будто старилось вместе с теми, кто его построил.

Сейчас двери были распахнуты, на крыльце курили мужики. Завидев нас, выкинули окурки и потянулись ко входу.

— Проходите, — встретил нас Лев Андреевич, — надо обсудить, что теперь делать?

Посреди просторного холла стоял наспех вытащенный длинный стол, покрытый кумачовой пыльной скатертью. Она долго лежала сложенной в закромах и сейчас топорщилась квадратами, как огромная шахматная доска. По бокам расставили неказистые стулья, кто-то приволок пару скамеек.

Почти все жители посёлка собрались в зале, куда пробивался свет из распахнутой двери. Я огляделась: многие лица уже были знакомы. За столом разместилось человек двадцать пять — тридцать. Дома оставили малых ребятишек, да неходячих стариков.

Мы уселись на лавку, которую кто-то притащил с улицы, она была влажной, и мама недовольно поморщилась.

Лев Андреевич встал, откашлялся и начал речь, как на партийном собрании. Вообще, всё это сборище напоминало заседание партсовета, виденное мною в фильме, только теперь в документальное кино добавили изрядную порцию ужасов.