– Можно попробовать, – повторила Соня медленно.
Однако местный главврач так не считал. Он не хотел брать себя ответственность за смерть такого важного пациента.
– Даже не думайте! – кричал Валентин Васильевич, размахивая пухлыми ручками у Сони перед носом – Даже не думайте его перевозить, драгоценная Софья Игоревна! Никаких шансов, ни единого! Не могу допустить! При всем уважении, Софья Игоревна, вы не врач, и не в праве принимать такие решения. И на чем вы его хотите везти? У нас две машины скорой помощи. Одна в ремонте, другая – в районе на вызове! Даже если шофер выедет немедленно, раньше, чем через час – полтора он сюда не доберется. У вас просто не останется времени! До Калуги два с половиной часа езды на хорошей скорости. Вы что его, в такси собираетесь посадить?
– На моей повезем, – неожиданно заявила Дуся – Зря я, что ли, этот дом на колесах покупала?
– Не могу допустить! – снова замахал ручками милейший Валентин Васильевич – Невозможно! С меня потом голову снимут!
Тут Соня вызверилась. Холодная ярость охватила ее.
– Значит так, – сказала она негромко – Я его забираю под свою ответственность. Будете мешать – пожалеете.
Валентин Васильевич, сообразив, видно, что отвечать, случись что, будет не он, а столичная медсестра, неожиданно успокоился.
– Ладно, милейшая, надеюсь, вы знаете, что делаете. Но расписочку позвольте. Я за ваши глупости не ответчик.
Ухватив со стола первый попавшийся лист бумаги, Соня размашисто написала: “Я, Богданова Софья Игоревна, медицинская сестра высшей категории первой градской больницы (г. Москва) беру на себя полную ответственность за жизнь и здоровье Вольского Аркадия Сергеевича. Дата, подпись”.
– Держите, – сунула она листок в ручки главврачу – А теперь помогите переложить его. Не хотите помогать – освободите помещение.
Валентин Васильевич предпочел последнее и ретировался.
Дуся уже хлопотала у машины, складывая задние сиденья, чтобы туда поместились носилки Вольского. Через десять минут они неслись по проселку.
“Если живого довезем – свечку поставлю” – думала Дуся, когда машина подскакивала на очередной колдобине.
Им повезло: дорога была практически пустая, и редкие встречные машины, заслышав гудки несущегося на страшной скорости джипа, успевали посторониться. Фонарей, ясное дело, никаких вдоль дороги не было, но луна выглядывала из разошедшихся туч яркая и светлая. Разъехавшись с очередным перепуганным владельцем Жигулей, Дуся вжала газ в пол, и ее крейсерская машина, зарычав, понеслась, как тяжелый бомбардировщик, получивший важное стратегическое задание.
Они давно уже выехали из Заложного, и километров через десять по Дусиным расчетам, должны были выйти на прямую трассу до Калуги. Там асфальт пойдет получше, и можно будет разогнаться по-настоящему. По этим колдобинам ехать больше ста двадцати Слободская опасалась. Машина тяжелая, Боже упаси, не справишься с управлением…
Дуся закурила, нагнулась вставить прикуриватель на место, а когда подняла глаза, увидела, что прямо на них несутся чужие фары. Ослепнув от дальнего света, бьющего в лицо, Дуся люто матернулась, и резко вывернула руль. Бок ее крейсера шваркнул чужую машину по морде. Дуся снова матернулась. Завизжали тормоза, но поздно: тяжелый бомбардивощик уже уносило в кювет. “Блин, надо было брать маломеорку” – пронеслось в голове у Слободской. Какая-нибудь крошка вроде двухместного фордика, мгновенно вырулила бы назад, на дорогу. Но тяжеленный шевроле не слушался руля, и несся по инерции в сосны. Дуся выжала тормоз и крутанула руль еще раз, выворачивая плечо. Огромный джип заложил плавный вираж, и, раздумав врезаться на полном ходу в деревья, чуть проехал вдоль них, сминая колесами подлесочек. Теперь его несло к лесу на другой стороне дороги, но уже не всерьез, так, попугать.
Чужие фары мигнули сзади, и Дуся скорее услышала, чем почувствовала удар в задний бампер. Джип, ускорившись от того, что его таранили, снова тяжело заскользил к соснам, и Дуся снова, крича и ругаясь, стала его выравнивать. Взвизгнули тормоза. Ветер прошел над лесом, и ели, изогнувшись, затрещали под его порывами. В селе неподалеку сорвало ветром ветхую крышу с сарая, и сено облаком поднялось к небу, уносясь прочь от лугов, где скошено было жарким медвяным августом. Трупики пчел, с лета засевших в сене и перемерзших к ноябрю, пылью развеялись в небе.
Смяв подлесок и с другой стороны, шевроле выскочил на середину дороги. Сзади что-то кричала Соня, но Дуся не слушала, не до того было. Она сжала зубы, и прошипев «Что, козел, погоняемся?», дала по газам. Козел, который так старательно пытался поубивать из всех в автокатастрофе, оказался довольно скоростным, и поначалу вроде как даже догонял набирающий скорость джип. Но двести ему все же оказалось слабо. Минут через десять он окончательно отстал, и Слободская, свернув на Калужскую трассу, поняла, что сегодня, Бог даст, они, может быть, останутся живы.
Дрожащими пальцами она вытащила из пачки сигарету, закурила, и, не поворачивая головы, спросила у Сони: