Речь, которая звучала из уст Никиты, поразила, в первую очередь, его самого. Он не чувствовал себя реальным автором своих слов, хотя был с ними полностью согласен. Как будто ненароком выучил чужой текст или как будто опять кто-то другой говорил за него.
Эдвард задрожал всем телом:
– Что ты имеешь в виду?
– По чужой воле ты был лишен отца и так и не успел встретиться с ним. Возможно, вы стали бы друзьями, а может, и нет. К сожалению, этого уже никто никогда не узнает. Ты страдал от этого всю жизнь и тем не менее обрек свою дочь на такую же участь. И это была только твоя вина – что бы ни случилось между тобой и ее матерью, ты был обязан договориться с женщиной, которая тебя когда-то любила. Но ты даже не попытался.
По лицу старика потекли слезы.
– Зачем ты говоришь мне это?! Если бы ты знал, сколько тысяч раз я сожалел о том, что все так вышло! Но после всех этих лет, после всего, что произошло, как я могу рассчитывать на прощение Николь?! Как я посмотрю в глаза своей дочери?! Я даже не знаю, как ее зовут!
– Ее зовут Изабель, и она очень похожа на свою мать. Настоящая красавица, – доверительно поделился Никита. Своевольный оратор внутри него уверенно распоряжался чужими секретами. – В отличие от тебя, у нее пока остается возможность познакомиться со своим отцом, потому что он еще жив – ты жив, Эдвард! Предоставь ей право решать, принять ли тебя в свою жизнь или отвергнуть. Скажи ей о том, как сильно сожалеешь, попроси дать шанс узнать ее. Только не рассчитывай получить индульгенцию и внезапно обрести новую семью – этого может и не случиться. Смысл покаяния не в том, чтобы сбросить свой груз на других. Ты должен выстрадать раскаяние, сделать все возможное, чтобы отогреть сердца тех, кого ты обидел, а потом стойко принять последствия, какими бы они ни были.
Носатый силуэт в вышине издал душераздирающий вопль, потом еще один и начал снижаться прямо на них, выставив перед собой громадные когтистые лапы.
– Карлуша, пошел вон, мерзкая тварь! – заорал Никита.
Крикс выбросил вверх руку с зажатым в ней кинжалом, Жан решительно взмахнул наполовину обгоревшим поленом, а Дед схватился за кочергу и совок для углей.
– Прости меня, Олечка! И ты, Алекс, тоже прости! – в порыве внезапного раскаяния прошептал Никита.
Одиннадцатый день
Рядом с кроватью надрывался телефон.
– Любимая! Прости меня за все, что я сделал и еще сделаю в будущем! – забормотал спросонья Никита. – Только не бросай меня одного. Больше никогда не бросай!
– Что? – переспросила Ольга. – Я не поняла, что ты сказал. Спишь еще? Просыпайся. Я в аэропорту, скоро вылетаю.
Никита улыбнулся с закрытыми глазами:
– Я уже принял душ и побрился.
– Врешь, – Ольга тоже улыбалась на другом конце их беспроводной связи. – Я тебя только что разбудила. Ты еще даже глаза не открыл.
– Вру, – охотно признался Никита. – Ты все про меня знаешь. Приезжай скорей.
– Уже еду, – ответила она. – Я не виновата, что ты забрался в такую глухомань. К тебе даже прямые рейсы из Москвы не летают. У меня еще двухчасовая стыковка во Франкфурте.