– Я тоже записался на такие занятия.

– Молодец. – Он кладет руку мне на плечо. – Тогда я покажу тебе все, что тут есть, но только завтра. Вечером это опасно.

Мы разворачиваемся и отходим от реки. Хадсон показывает мне еще много чего: футбольное поле, на котором играют также в тач-футбол и захват флага. Ферму, где живут две козы и три цыпленка, мишени для стрельбы из лука, поле для кикбола, баскетбольную площадку. А также театральный домик, о котором ему совершенно нечего сказать. Мне бы очень хотелось, чтобы он знал, до чего же этот домик особенный. Хотя не думаю, что он когда-нибудь бывал в нем, разве что сидел среди прочих зрителей на спектаклях. А может, он не ходил и на них. Он вполне мог отлучиться в туалет, а потом отправиться в лес вместо того, чтобы сидеть в зале. Это объяснило бы, почему он меня не узнал после моего грандиозного успеха в роли Домины в «Смешном происшествии по дороге на Форум».

– Меня интересуют театральные постановки, – громко говорю я и вздрагиваю. Так оно и есть на самом деле, и я хочу того же от него, но ему еще СЛИШКОМ рано превращаться с моей помощью в любителя мюзиклов. – То есть хочу сказать, в них участвуют многие мои соседи по домику.

– Ага. Наверное, это весело. Но, мне кажется, это не мое и потому не цепляет меня. – И это лучше, чем я надеялся, – это значит, что он не уклонился от сего зрелища и ВИДЕЛ мою Домину в прошлом году, и я готов принять как признание моего умения вживаться в роль тот факт, что он не понял, что Дала играет тот же самый будущий лауреат премии «Тони». – Я считаю, нет нужды тратить силы на спектакли, ведь они забирают столько времени, что ни на что другое его не остается. Считаю, на свете есть вещи получше. А если ты включился в это дело, то уже не можешь дать обратный ход, даже если оно перестает тебе нравиться.

Я отворачиваюсь в страхе, что, должно быть, сильно покраснел. Есть вещи получше? Меня приводят в ужас эти его слова. Музыкальный театр – это радость. Он заключает в себе истории, и пение, и танец. Он объединяет тебя с людьми – с коллегами по труппе и со зрителями. Играя, ты можешь представить одну и ту же сцену совершенно по-разному и, в конце концов, отыскиваешь в ней тот смысл, каким хочешь поделиться со всеми. Это звучит пафосно. Но это правда. Когда я играю, танцую и пою, то ощущаю себя настоящим и не чувствую ограничений, которые накладывает на человека пол, или сексуальность, или всякая другая чепуха. Каждая новая сцена из спектакля позволяет обнаружить что-то новое в себе.

Но я не могу произнести всего этого вслух. Такие мысли выдадут меня с потрохами. И, кроме того, он прав. Есть кое-что и получше, в ином случае я этим летом опять бы играл на сцене. И это «получше» – он.

– Ага, – соглашаюсь я вместо того, чтобы возразить ему. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. – Он кивает. Я киваю.

– Ну вот, наша экскурсия закончилась. Ты хочешь пойти на шоу талантов?

– Обязательно.

– Ты уже держишь наготове свой собственный талант?

Я оказываюсь застигнутым врасплох, и паника бурлит во мне, как пузырьки газа в бутылке с газировкой, которую основательно потрясли перед тем, как открыть. Я что-то упустил? А затем я понимаю, что он поддразнивает меня. Новичка в лагере.

– Что? А разве это нужно?

Он смеется, и мы идем к театральному домику, взявшись за руки, хотя на этот раз здесь нет никакой лестницы.

– Я шучу. В первый вечер такое шоу устраивают вожатые. Шоу талантов отдыхающих бывает через несколько недель. И дело это сугубо добровольное. У тебя есть какие-нибудь таланты?

Наш домик обычно представляет большой музыкальный номер из пьесы, которую мы не ставим, но, полагаю, этим летом я не буду принимать участия в нем.

– Не то чтобы. А у тебя?

– Ничего такого, что можно было бы показать со сцены. – Я чувствую: он улыбается в темноте. – Но я был бы счастлив показать тебе что-то наедине.

Я отвечаю ему после немного затянувшейся паузы:

– Ну, может быть, когда-нибудь в будущем.