– Давай посмотрим, что у нас тут. – Он снова отпускает мою руку, завидев ребят на теннисных кортах. Это немного печалит меня, но я понимаю, что мы не должны вести себя так в первый же день в лагере, это было бы смешно. К постепенному развитию отношений всегда относятся более уважительно. – А тут у нас теннисные корты. Ты играешь в теннис?

– Ага. – Теннис был для меня одним из самых простых способов обрести форму в этом году, и папа повесил сетку на заднем дворе. – Мой папа тоже любит это занятие.

– Клево. А я играю плохо, у меня ужасная подача.

– Ну, может, я смогу показать тебе, как это делается.

– Может. – Теперь мы идем с ним по траве, по запаху ясно, что она зеленая и – вечером – влажная. От озера слегка тянет рыбой. Другие ребята из лагеря бегают с фонариками, стараясь как-то напугать друг друга; за ними наблюдает кое-кто из вожатых. У театрального домика я вижу Эшли – она смотрит на Джорджа и других моих соседей по домику, те танцуют, готовясь к прослушиванию.

– Ну, столовую, ты, разумеется, видел, – говорит на ходу Хадсон. – А вот это домик искусств и ремесел. Занятия здесь ведет вожатая по имени Маргарита. Во внешнем мире она – странный концептуальный художник. Наверное, ее работы есть в музеях. Я вообще-то туда не захожу – страдаю полным отсутствием художественного таланта.

– Правда? – Я не упоминаю о том, что он сильно преуменьшает странности Маргариты.

– Я… – Он замолкает. При свете звезд и немногих фонарей трудно понять, какое у него выражение лица, но, как мне кажется, оно ненадолго становится печальным. Потом это впечатление исчезает, и я решаю, что мне просто привиделось в темноте. – Да нет, ничего. Но это клево, если у тебя он есть. Я безумно завидую таким людям.

– Ну, я тоже далеко не гений. Но я записался на занятия ИР. Решил, что это помогает расслабиться.

– Конечно. Но, надо же – ИР! Ты уже усвоил здешний сленг!

Черт побери! Неужели я переборщил?

– Да я уже был в лагере. Правда, не в этом. – Я не успеваю обдумать свои слова, как они уже вылетают из моего рта. Получилось просто здорово! Такая легенда сможет многое объяснить!

– Да? А что это за лагерь?

– Просто маленький еврейский лагерь в Огайо. Лагерь «Шалом». – Мне пришло на ум самое обычное название для еврейского лагеря.

– Мой папа хотел отправить меня в еврейский лагерь! – говорит Хадсон. – Но я сказал ему, что хочу сюда. Рассказал, что здешняя учительница физкультуры – участница Олимпийских игр, и тогда он согласился со мной.

– А почему бы ему не согласиться?

– Просто… еврейский лагерь ему больше по душе. А это лодочная станция. – Он показывает на нее рукой. Там темно и закрыто, катер и каноэ покачиваются на воде у причала. Противоположная сторона реки вся темная, там нет ничего, кроме деревьев. Река пахнет рыбой и немного мхом. Хадсон говорит о катании на водных лыжах и на каноэ.

– Народ в основном тусит на веранде, – объясняет он, показывая на крытую веранду над водой. – Здесь хорошо отдыхать, смотреть на воду.

– Прикольно. – Я стараюсь не рассмеяться. Веранда – лучшее в лагере место для поцелуев и всего такого прочего.

– Вон там, в лесу, проходит тропа приключений. Я провожу на ней большую часть дня. Полоса препятствий, походы… Это потрясающе!