– Вставай, Телониус, вставай. Я принесла тебе благую весть!
Ошиблись гамаком, понял Минотавр. Где спит этот Телониус? Кстати, какого-то Телониуса поминал в своем бормотании Вергилий, но тогда Минотавр пропустил это мимо ушных отверстий. Минотавр приподнялся на локте.
– Телониус в другом гамаке, – ворчливо, как и полагается тому, чей сон бесцеремонно прервали, сказал Минотавр. – Или другом отсеке. Здесь только я, Минотавр.
Но фигурка не растерялась, не вскочила, разливаясь в извинениях за допущенный промах, а наоборот – издала короткий смешок:
– Телониус – это ты. Или предпочитаешь называться Минотавром?
Сон высох до дна, как только он сложил четырежды четыре. Рывком сел в гамаке, сгреб фигурку, подтянул к себе, чтобы разглядеть ночного посетителя и с изумлением убедиться в том, что уже встречал его в Санаториуме. Отпрыск в потрепанном древнем скафандре.
– Кто ты? – прорычал Минотавр с самым свирепым выражением, дабы отпрыск струхнул. Бесцеремонное вторжение в личную заводь не следовало спускать никому, достаточно одного Вергилия, хотя тому хватало опыта не беспокоить его во время сна. – И что тут делаешь, гипостазис Послушания тебя подери?!
Но незваная ночная гостья не струхнула, не съежилась под грозным взором возвращенного, а сделала ловкое движение, после которого кулак Минотавра сжимал лишь пустоту, а она отодвинулась на безопасное расстояние.
– Нить. – Она сделала жест вежливого представления старшему. – И здесь, чтобы кое-что тебе показать.
– У меня уже есть Вергилий, – проворчал Минотавр. – Я не нуждаюсь в еще одном. Чересчур много нитей для одного лабиринта. Запутаешься. Плыви спать, отпрыск. Утром в столовой поговорим, если захочешь. – Он деланно зевнул, прекрасно понимая – отпрыск никуда не уйдет. Подобные взбалмошные создания не для того являются посреди ночи, чтобы затем, по единому слову, отправиться восвояси. Более того, если бы Нить последовала его совету, Минотавр сильно разочаровался.
– Твой Вергилий говорил об отсеке номер четыре? – Нить пододвинулась ближе. И только теперь он ощутил особый запах, исходящий от нее. Словно от нагретой ремонтной смолы, запах механизма, нежели живого существа. Впрочем, возможно, попахивал ее древний скафандр.
– Мой Вергилий, – Минотавр движением пальца акцентировал первое слово, – много о чем говорил. Особо предупреждал: когда ночью поднимет отбившийся от рук воспитателей отпрыск по имени Нить, мне разрешается ее отшлепать, дабы неповадно было, и отправить в место постоянного проживания. Но я готов пропустить стадию экзекуции, если ты…
Нить не дослушала, сунула ему нечто круглое и направилась к перепонке люка, ловко пнула ее, отчего та без лишнего звука раскрылась, сама остановилась на пороге и поманила Минотавра. Будто дрессированного зверька. Кругляк в руках Минотавра дернулся, и он разглядел, что сжимает клубок путеводной нити, какими обычно снаряжались новички в запутанных переходах космических станций.
11. Нить
Ночью коридоры Санаториума патрулировались гипостазисом Послушания, как объяснял Минотавру Вергилий. Поэтому любой, кому всплывет в беспамятную голову предпринять неурочную прогулку, да еще без сопровождающего, поздно, а скорее всего рано наткнется на одно из его проявлений и вернется в кубрик, снедаемый муками совести. Может, именно поэтому Нить вела Минотавра столь загадочно – короткие перебежки перемежались остановками, словно кого-то пропуская, хотя как Минотавр не прислушивался, ничьих шагов расслышать не мог.
Нить уверенно выбирала коридоры и колодцы, несколько раз приходилось нырять, и отпрыск, к удивлению Минотавра, весьма ловко справлялся, несмотря на громоздкий, обвисший складками скафандр с выцветшими оранжевыми полосами. Он думал, что придется ее подталкивать, но под водой Нить двигалась даже увереннее. Она позволяла себе подшучивать над неповоротливым, по ее мнению, Минотавром, который давно лишился того инстинктивного навыка передвижения в водной стихии, что хранится в мышцах рук, ног, тела отпрысков. Нелепой рыбкой она кружилась вокруг Минотавра, поддразнивала, смеялась широко разинутым ртом, пуская воздушные пузыри.
Минотавр старался не обращать на проказы Нити внимания, сосредоточенно греб руками и ногами, держал дыхание, и в очередной раз задавался мыслью – не сон ли это, уж слишком легко он согласился последовать за бедовым отпрыском. Нить не вызывала в нем ничего, кроме желания сцапать ее за ногу во время очередного проплыва вокруг него и наподдать, дабы неповадно было выкидывать шуточки со взрослым.
Раздражала она его, а не отцовские инстинкты будила, из чего Минотавр предположил – в предыдущей жизни отпрысками не обзавелся. И даже смутные предания о первоводных временах, когда жившие на материнских болотах племена в особо голодные периоды не брезгали пожиранием себе подобных, в основном, конечно, потомства, не казались Минотавру столь уж жуткими, он вполне допускал, как при определенных обстоятельствах подобный акт может стать родом гипостазиса милосердия, дабы отпрыски не мучились голодом, а взрослые восполняли силы для охоты и защиты племени.
Несколько раз им попадались иллюминаторы – редкость для Санаториума. Минотавр не преминул в них заглянуть, но не увидел ни звездного неба, ни светила, ни планетоидов, ни Пояса астероидов, а встретил его пейзаж побережья, где темные волны накатывали на черный песок, оттуда торчали камни. Чем-то знакомым сквозило от запечатывающей иллюминаторы картины, а то, что это проекция, сомневаться вряд ли приходилось, иначе следовало предположить, будто Санаториум находился не в космическом пространстве, а покоился на поверхности какого-то планетоида.
– Быстрее, быстрее, – поторапливала Нить. Они выныривали из наполненного водой отсека и продолжали путь по сухим переходам, не удосужившись воспользоваться сушильней, за ними тянулась цепочка лужиц, выдавая их путь преследователю, если бы таковой отыскался и взялся вернуть злостных нарушителей режима Санаториума на предписанные им места. – Сюда, сюда, ты разве не видишь?! Тут проход!