Пархом, как ответчик, поднялся, оправил широкую рубаху на необъятном животе.

Захарий продолжил.

— Сколько медовухи вчера с Никифором Иванычем выпили?! — пророкотал глава и хлопнул ладонью по столу.

— Да нисколько! — провопил Пархом, воздев руки к потолку, затряс брюхом. — Наговор это все! Я и не был у него вчера! Боги свидетели!

— И я! — крикнул за моей спиной Митька. — Захарий Панкратович, я был у Никифора Иваныча весь вечер, мы молекулярную биологию повторяли! — и выступил вперед меня, выйдя из тени и оказавшись в бледных отблесках натуральной подсветки. Со спины рыжая копна волос вспыхнула костром.

Ну, Митька загнул — молекулярную биологию! Что, серьезно, что ли? Видимо да, судя по молчаливой реакции зала.

Чувствую, пора и мне показаться. Встал рядом со своим учеником, проговорил как можно тверже и увереннее.

— Напраслина это, Захарий Панкратович! Не пил я! И Пархом Касторович не при чем! Биологией весь вечер занимались, точно! И спать рано лег!

Захарий заулыбался, поднялся с места. Старик рядом с ним поднял голову, блеснул щелками глаз из-под густых белых бровей. Все сидящие спиной обернулись.

— Ну, наконец-то! — произнес Захарий. — Рад, что жив-здоров учитель наш!

Все поддержали его радостным гомоном, хлопками. Только Поликарп пробасил.

— Слышите! Он его Касторовичем прозвал! И вот так во всем у него нынче! Заговаривается! Это не к добру!

Все примолкли. Захарий, почесал бороду, окинул всех взглядом. Обратился к нам с Митькой.

— Да вы садитесь, и ты Митрофан, коли пришел. Понимаю, любимый ученик решил помочь учителю. Похвально.

— Я только слегка, — сказал Митька. — Он нормальный, оклемается!

— Никто и не сомневается, Митрофан. Я сам вижу, что все у него хорошо. Ты сам-то что скажешь, Никифор Иваныч?

Сорок глаз уставились на меня. Я надеялся, что в полумраке подвала не так заметна будет выступившая обжигающая краска на щеках.

— Все проходит! И это пройдет! — ляпнул я первое, что пришло в голову.

Но все одобрительно зашумели. Видно, и для Никифора такие перлы не в новинку.

Я заметил, как Захарий глянул через плечо на старика. Тот еле заметно кивнул и, как мне показалось, криво улыбнулся. Хотя за густой бородой его тонкие сморщенные губы точно так же могли исказиться от старческой боли.