Я знал, что, прямо скажем, не блещу красотой. Если я внешне и отличаюсь от остальных Котов, то только шрамом через всю морду, рваным ухом, ростом и весом. Я имею в виду чисто внешние данные. На фотографиях, сделанных старым жуликом, я выгляжу не Бог весть как. Типографии только ухудшили фото. На этот счет у меня не было никаких заблуждений. Внешняя привлекательность – не будем кривить душой, – не самая сильная моя сторона…

Но слышать о себе "ОМЕРЗИТЕЛЬНОЕ ЧУДОВИЩЕ" из уст Человека, никогда не встречавшегося со мной, никогда не видевшего меня воочию – было ужжжасно обидно и неприятно! Так бы и вцепился в его жирную задницу! Или в ляжку! Или по его пухлому пузу всеми когтями сразу! Надо же, сволочь какая?! Я для него, видите ли, "омерзительное чудовище"!

Да я… Да вы все – со своими шоферами и кухарками – одного моего Водилы не стоите! Не говоря уже о Шуре Плоткине!!! Бездарности!.. Буржуины проклятые! Устроить бы вам, гадам, наш семнадцатый год, чтобы вы потом лет семьдесят кровью харкали и сами себя истребляли!.. Мне мой Шура Плоткин порассказал про то времечко…

Почему-то я представлял себе этого Фридриха фон… – толстым, трясущимся, задыхающимся от жира, который в окружении целой своры холуев отвратительно и неопрятно обгладывает огромную кость, с жадным хрипом отрывая от нее куски жил и мяса.

Понимал ведь, что я все это себе нафантазировал, насмотревшись в свое время по нашему совковому телевидению разных детских мультяшек про "Мистера Твистера" и "Мальчиша-Кибальчиша"! Но избавиться от ощущения незаслуженной обиды не мог никак!

Женским тонким чутьем… Ах, это прелестное качество! Хельга и Таня поняли мое состояние и одновременно ласково погладили меня – Таня слева, Хельга – справа.

А Таня еще и сказала мысленно:

– Смири гордыню, Кот. Фон Тифенбах – далеко не худший вариант. Со своими тараканами, но… Сам увидишь.

Эрих тоже очень за меня обиделся. И уже на СВОЕЙ ВОЛНЕ, совершенно отличной от Таниной волны, неслышно сказал мне:

– Спокойно, Кыся! Это обойдется ему в пару лишних тысяч марок. А я тебе к вечеру достану такую Кошечку, рядом с которой принцесса Диана покажется беспородной дворнягой!

Руджеро, обозванный "идиотом" (это он обеспечивал рекламными листовками районы Харлахинга и Грюнвальда), совсем осатанел и уже собирался было вскочить и что-то заявить, как Хельга рывком за джинсы вернула его на диванчик и негромко прошептала:

– Заткнись!

Профессор фон Дейн ощутил напряженку, повисшую над остывшим кофе и остатками пирожных, и быстро проговорил в трубку:

– Послушайте меня внимательно, Фридрих! Я звоню сейчас из дома, в котором живут люди, продающие этого Кота. Мало того, этот Кот сидит сейчас рядом со мной между двух очаровательных женщин. Одна – мой друг и ассистент, вторая – существо очень близкое этому Коту. Я знаю про этого Кота значительно больше, чем может сказать о нем любая реклама. Пока я сообщу вам всего лишь одну подробность. Помните, я рассказывал вам о том, как Санкт-Петербург не дал мне прооперировать одного русского гангстера из международной наркомафии?

– Помню. И отлично помню весь этот скандал по газетам и телевидению… – хрипло ответил этот Фридрих.

– Так вот этот кот принадлежал именно этому умирающему гангстеру. Этот Кот участвовал в схватке на автобане, а потом, неясно каким способом, сохранял жизнь своему Хозяину тогда, когда тот уже раз пятнадцать должен был побывать на том свете! Вот, что это за Кот, – жестко сказал профессор, и я услышал в его голосе те металлические интонации, с которыми он разговаривал тогда на больничной автомобильной стоянке.

– Вы меня слышите, Фридрих?! – через паузу раздраженно спросил профессор.

– Слышу.

– Так какого черта вы молчите?!. – разозлился фон Дейн.

– Я не молчу. Я думаю.