Была и еще одна головная боль, которая мне не давала покоя уже довольно давно. Среди людей, так или иначе, доверивших мне свою жизнь были воины – казаки, были крестьяне, были охотники и рыболовы. Но вот строителей, уборщиков, лесорубов и прочих работных людей не было. За исключением специализированных видов деятельности – кузнец, печник, пушкарь и тому подобное – такие работы были не престижны, их не любили. Делали их сами для себя. Сами для себя готовили, шили одежду, строили дома. В Сибири это была почти норма. Но здесь оказалось много работы, которая была «для всех». Скажем, очень мне хотелось городки изнутри убрать и благоустроить. Но казакам такое невместно. Еще стены ставить или раскаты – куда не шло. А улицы мостить или нужные сараи делать – увольте. Нужно было и строить дороги. Пусть не автобаны, но какие-то пути сообщения необходимы. Пока же передвигались мы только по рекам или по тропкам, протоптанным еще местными инородцами. Была и куча других планов.

На Руси эта проблема решалась за счет холопов, кабальных, каторжных, за счет обязательных крестьянских отработок. Я пока выходил из положения тем, что «бил челом народу» с просьбой сделать то или иное дело, не входящее в круг их обязанностей. Можно было, конечно, прикупить кабальных. Только опасно это. Моя сила в том, что все русские здесь заодно, а новые Поляковы пока не появлялись. Да и тунгусов и дауров я хотел бы тоже видеть не только поставщиками ясака, но частью единого пусть и разного народа. Где взять неквалифицированную рабочую силу, я пока не знал. Посмотрим.

Пока я думы думал мы прошли реку Бурею, проскочили неудобную горловину, образуемую скалами, подходящими к самому берегу, и вышли к слиянию Амура и Зеи. И все же невероятная красота здесь. Местные народы называют Зею «Джеэ» – лезвие, клинок. И правда, широкие, и светлые воды, не петляющее, а прямое русло. По крайней мере много прямее, чем у Амура, постоянно распадающегося на протоки, усеянного островами, блуждающего во все стороны. Я смотрел на огромные массы воды под синим небом, на уже видные башни моего городка Благовещенска и на душе становилось тепло. Город – это не стены или дома. Шут бы с ними. Город – это люди. А здесь живут люди, с которыми мы прошли уже тысячи верст, выдержали десятки столкновений, стали не по имени, не по крови, а по сути, братьями. И это грело.

Корабли медленно подплывали к сходням. Да, чего уж, вполне себе пристани. Даже небольшой острожек поставили здесь на всякий случай, когда пришлось часть мастерских на реку перенести. Надо бы и со стороны Зеи небольшим укреплением озаботиться. Потом. Все потом. На пристани уже толпились люди. Можно было разглядеть в толпе моих дорогих друзей, моего «секретаря» Гришку. Все же в поход ходили. Ну, здравствуй, мирная жизнь! Надолго ли?

Встреча была бурной. Ходившие в поход казаки до поздней ночи делились впечатлениями, рассказами, хвалились богатой добычей. Мою долю, войсковую десятину, Гришка быстренько прибрал частью в сундук, частью на склад. Хозяйственный мужик. Интересно, все китайцы такие или мне повезло?

Но не только вернувшиеся из похода рассказывали. После того, как я коротко поведал сначала всему кругу, а потом, чуть подробнее, ближним людям, про наш поход, рассказывать начали уже они. Как-никак меня почти месяц не было. Уходил, когда река едва очистилась от остатков льда, а вернулся только к зениту лета. Новостей было немало. Начали с хороших.

Прибыли еще отряды бойцов. Их распределили по сотням, учили. Как и всех, снабдили кирасами, шлемами. Разделили на стрелков и пикинеров. Выдали оружие. Теперь у нас полных семь сотен воинов. Сила. Пришли и тридцать крестьянских семей. Семьи большие. Всего около полутора сотен людей обоего пола. Теперь крестьян в «даурския землицы» больше двух сотен. Пять семей даурских и тунгусских, что с русскими породнились, тоже перешли к крестьянским занятиям. Поселили новых людей в двух деревеньках близ города. Пока обживаются, огородничают, вспахали озимое. Взойдет ли, будем посмотреть. До сего дня пахали только яровое. Зерно для посева прислал все тот же Никифор Хабаров. Стадо у города и под Албазиным выросло. Теперь есть и коровы, и овцы, и свиньи. Появилась и птица. Запасы зерна на зиму есть. Хватит на всех. Насушили и овощей, грибов. Засолили рыбу и мясо. Зима должна быть сытной.

Обо всем этом рассказывал Третьяк Ермолаев. Потом слово взял Артемий, которого я оставил главным. По его словам, со сбором ясака и торговлей тоже все благополучно. Есть и меха, которых хватит и на отправку в столицу, и на торговлю с его отцом. Инородцы не бузят. Охотно покупают за серебро, еще оставшееся от богдойцев, и ценные меха соль и железные изделия. Однако с тканями стало хуже. Богдойцы теперь ездят меньше. Только на торг пребывают. Тоже берут соль и пушнину. Пришли и бирары. Не все, но с несколько сотен людишек есть. Поселок свой поставили на Амуре, недалеко от Кумарского острога, в паре часов хода по реке от Благовещенской крепости.

Недавно стали прибывать мастеровые. Пришли пять плотников, корабельных дел мастеров, сапожник, ученик кузнеца, печник. Пока их поселили в городе. Дел для них особых не назначено. Но сапожник уже работает. Казаки и крестьяне заказами завалили. Он уже света белого не видит. Но, работает. Бизнес есть бизнес, подумал я про себя.

Прибыл купец из Тобольска. Просит разрешения лавку открыть, оставить приказчика. Тоже дело хорошее. Конечно, Хабаровы – наши главные партнеры. Но еще один купец с его товаром лишним не будет.

Хорошего было много. Но было и не очень хорошее. Пришло письмо от Ерофея. Суд идет, конца ему не видно. Кого-то из судей удалось умаслить дарами, а кого-то и нет. Против него давят важные люди. Все дела на кривую сторону поворачивают. Собирался государь войско отправить в Приамурье. Но теперь войска не будет. Просил Хабаров посылать больше товаров Никифору, а ему отправить серебро для мзды судейским. Подумав, решили выделить триста рублей, с гонцом отправить Никифору. Войсковая казна стерпит. Теперь в ней уже пять тысяч серебром, да и просто белого металла немало. Хватит и воеводе отправить, и казакам жалование раздать, и на бублики останется.

Было совсем нехорошее и неожиданное. Вести о богатом и хлебородном Приамурье привлекали не только казаков, пашенных крестьян и мастеровых. Пришли и лихие люди. На большие караваны с охраной не нападали. Зато налетали на наши деревеньки, даурские улусы, грабили и убивали охотников. При появлении вооруженного отряда сразу сбегали. Бой не принимали. Найти их пока не выходило. Это было очень нехорошо. Дауры, да и крестьяне платили за защиту. Мы же пока им ее обеспечить не могли. Так дело не пойдет.

Бандиты меня встревожили больше всего. Так, что даже веселье после того в жилу не шло. Даже весть, что Клим с помощниками смог сверлильный и шлифовальный станок на реке поставить, к новому колесу приспособить. Кое как досидел до ночи. Потом долго метался по кровати. Эти гады даже не понимают, что не просто кого-то грабят, что, конечно, плохо само по себе, но рушат всю мою идею создания земли свободной и безопасной. Тут еще Макар отчудил. Сразу после прибытия куда-то пропал. Потом прибежал весь одуревший. Повел меня за него девку-крестьянку сватать. И что, пришлось идти. Потом еще сидеть пить, веселиться. А в голове только эти бандиты и сидели.

Хотя заснул поздно, встал с первыми петухами. Наскоро умылся, оделся и позвал Гришку. Попросил найти даура из тех, что с нашими сроднились. Искал долго. Видимо, бегал по деревням. Не самый ближний путь. Но вернулся с даурским мужиком. Звали того Ерден. На их языке – драгоценный. Ну, поглядим, что тут у нас за бриллиант прячется. Как положено, осведомился о здоровье, о благополучии семьи и рода, потом и к делу перешел.

– Пришли – говорю – в наши земли худые люди. Нападают на наших и на ваших людей, убивают, а потом сбегают. Поймать их не можем. Вы здесь местные. Каждую тропку знаете, каждый ручей. Скажи всем своим, что в деревне живут, и тем, кто ясак платит, что тот, кто укажет, где враги прячутся, получит лучший меч, который сам выкую, золотую монету и семья его год ясак платить не будем. Мне же он станет близким другом.

Даур помолчал. Не прилично у них сразу отвечать, тем более, сразу соглашаться. Серьезный человек подумать должен.

– Хорошо, – говорит – Я передам. Этих людей мы найдем. А ты их убьешь. Ты сильный. Тебя дух Амура любит.

Ну, за духа отдельное спасибо. А в остальном, будем надеяться. На том и распрощались. Оставалось только ждать. Вот уж, что я не люблю, так это ждать впустую. Походил по комнате. Легче не стало.

Пошел к Макару. Благо его дом был недалеко. Впрочем, городишко маленький. Здесь все недалеко. Он едва встал, сидел пил никанскую настойку, так казаки называли чай. Отходил от вчерашних посиделок. Вот молодец парень. И в походы все вместе ходим, и бойцов своих, теперь уже целую сотню учит. А успел среди переселенцев невесту найти. Не Венера Милосская, но вполне справная баба. Хозяйка, говорят, ладная. Его явно любит и гордится им. Не то, что я – головка от пылесоса. Ладно. Хватит завидовать чужому счастью. По делу шел.

Ох, вчера погуляли. Дружки-то сразу за чарочку. А я с отрезом шелковым, да колечком заветным к Глашеньке. Отвел ее в сторонку, за руку взял, колечко на палец одел. Нету, говорю, мочи моей терпеть. Походы мои никак не кончаются, а сердце болит. Пойдешь, говорю, за меня замуж? Она глазки в землю. Покраснела так, все платок теребит. Говорит, ежели батюшка дозволит, то пойду. Говорю, а люб я тебе? Она совсем красная стала. Говорит, люб, да обняла так, что я аж отрез шелковый, что для нее нес, выронил.