– Нет – говорю – Мы хотим мира с даурами. Хотим торговать. Только князья ваши его не хотят. Не буду я тебя убивать.

Наклонился я к ней. Она аж дрожит вся. Я фляжку достал с хлебным вином. Ей протягиваю. Показываю, дескать, пей, хорошо будет. Сам отхлебнул, ей дал.

Пока с бабой разговаривал, мальчишка ко мне сзади подкрадывался. Думал, не вижу. Сейчас. Подождал, пока совсем рядом окажется, да какой-то палкой замахнется, да и смахнул его в сторону. Не крепко, но на пару метров он отлетел. Не балуйся, говорю. Если все, что мне нужно, скажите, отпущу вас к своим. Мальчонка смотрит на меня зверем, не верит. Оно понятно. После того гостеприимства, что им казаки устроили, я бы сам не поверил. Такой вот высокий сибирский политик.

Я опять к бабе. Расскажи про шамана. Кто он? Она зажмурилась. Потом говорит: скажу. И полилось. В общем, этот Лотоди, служит великому духу по имени Харги. Дух этот страшный и хитрый. Людям вредит, насылает болезни, смерть. По словам даурки, с помощью этого духа, думаю, что банального яда, этот самый Лотоди князя племени дубочен убил. А сам стал князем. Он может, по словам моей собеседницы, навести сон, сделать слабыми. Короче говоря, кино и немцы.

Сам бы посмеялся. Но лучше я посмеюсь потом, когда мы этот городок Гуйгудара возьмем. А еще та баба под конец, как захмелела стала говорить, что в крепость приехало полсотни гонцов от богдойского царя Шамшакана. И у них такое же оружие, как у казаков. Вот об этом Хабарову знать стоит. Нарваться на полсотни стволов, когда нас и так в пять-шесть раз меньше, совсем не весело.

Рассказал Хабарову про богдойских посланников. Кое как уломал его отпустить пленников. Он на бабу ту уже глаз положил. Хотя в то время зазорным оно не считалось, но мне было неприятно. Сказал, что я им слово дал. Он и отступил. К слову казаки относились серьезно. Про шамана говорить не стал. Засмеют, а толку не будет. Вывел я даурку и ребятишек за городок, дал им по краюхе хлеба, да отпустил. Авось дойдут. Мы же переночевали и поутру снова вниз по реке пошли.

Я не стал бы рассказывать про обычную стоянку у покинутого даурского городка, если бы не сон, странный, ненормальный. Снилась мне поляна в лесу. И день такой ясный, солнечный. Сквозь деревья гладь Амура поблескивает. Вдруг резко темнеет, ветер поднялся. А на поляну, прямо на меня, выходит большой, нет, гигантский тигр. В холке не меньше двух метров, а длина – метров пять, если не больше. Как-то не пришлось померить. И смотрит на меня так, пристально. Не нападает, не рычит. И я почему-то чувствую не страх, вполне нормальный при встрече с такой киской, а… не знаю, как сказать. Наверное, любопытство и приязнь к этой кисе испытываю. Внезапно понимаю, что слышу слова. Как с тем стариком, который Хозяин. Не на каком-то языке, а просто в сознании они рождаются. Киса говорит или не киса, не знаю, но говорит со мной. Харги, говорит, силен, а его слуга опытен. Но Харги живет в высшем мире. На земле его власть слабеет. А на реке и возле нее я сильнее. Не бойся. Твоя рука будет твердой. И опять шум ветра. Вместо тигра стоит знакомый старик. Сердито так смотрит и говорит: чтобы ружье всегда заряженным держал. Я удивился, к чему это он? Тут и проснулся. Вовремя, подступал рассвет. Хотелось подумать над сном, но увы. Было пора грузиться на корабли.

Гуйгударова крепость показалась только к вечеру. И вправду крепость. Земляной вал высотой, наверное, метра три. На нем двойной ряд частокола. И тянется эта приблуда метров на триста-четыреста только одна стена. Вокруг стены ров. Пустой или нет, со стругов не видно. В земляной насыпи прорыты проходы, тоже загороженные чем-то. И это только город. А над городом возвышается типа детинец на искусственном холме. Деревянная крепость, стены и башни глиной обмазаны, чтобы не подожгли. Видно, что к драке товарищи князья готовились серьезно.

Но до крепости еще добраться нужно. Войско даурское, не все, но с тысячу воинов точно, собралось на берегу. Стрелы в нашу сторону мечут. Пока вроде бы не долетают. Но приятного мало. Наши щиты подняли. За щитами гребцов укрыли и пошли к берегу. Тут на берег выскочило диковинное нечто. Издалека не поймешь. Одето в какие-то шкуры. Ленточек всяких пестрых куча, как тогда на Ленке. Блин! На Ленке! Это же шаман. И точно, от нечто к нашим стругам поползли какие-то серые, неясные змейки. Вроде бы свет, а вроде и темный. Даже на взгляд, во всяком случае, мой, они казались липкими, неприятными. Эти змейки поднимались по бортам, впивались в тела моих соратников, исчезая в них.

– Ох, что-то совсем сморило – проговорил полузнакомый детина из охочих казаков, и опустился прямо на палубу.

Мама дорогая, они же засыпают. А корабли идут к берегу, прямо в руки дауров. Я ощутил какое-то давление. Но, видимо, оно было намного слабее, чем у других. Пригляделся. Змейки эти противные в меня войти не могут, но вокруг так и роятся. А шаман продолжал выплясывать на берегу. Я, как сквозь воду, с трудом, достал ружье. Ведь знал же старый гад про ружье. Нет, чтобы словами предупредить. Долго целил в злого плясуна. В глазах рябило. Я сжал зубы так, что аж десна заболели. Рябь отступила. Получи, гад!

Мужик в странной одежке вдруг споткнулся и упал. Среди дауров раздались крики ужаса. Ветер, пронесшийся над рекой, словно сдернул сонную пелену. Казаки вскинулись, разрядили свои ружья в противника. Крики ужаса сменились воплями боли. Дауры шарахнулись от берега и побежали.

Мы поспешили высадиться на берегу. Поскольку враг оставался поблизости, я сразу начал устанавливать на подвижные лафеты пушки, а Хабаров стал выстраивать бойцов. Все, как обычно. В первый ряд ростовые щиты. За ними стрелки и подавальщики, далее копейщики. Едва успели выстроиться, оставшиеся за стеной конные дауры кинулись на нас, но не успели проскакать и половины расстояния, как мои парни дали первый залп картечью. Разрядили полсотни пищалей наши стрелки. Дауры не выдержали, и повернули назад. Наши побежали за ними в надежде ворваться в крепость, но опоздали. Деревянная решетка, прикрывающая вход опустилась, а в казаков полетели со стен тучи стрел. Теперь уже нам пришлось отступать, прячась за щитами. Интересно, а пищали богдойские не стреляли. То ли соврала баба даурская, то ли не захотели богдойцы за дауров встревать.

Отошли мы недалеко. Тут уже постарались мои ребятки. Один калил ядра, один заряжал. Я работал за наводчика. Не с первого выстрела и не со второго, но башня с проходом в город стала осыпаться, доски отлетали в стороны. Наконец рухнули и ворота. Уже после первых выстрелов дауры стали бежать со стен, а наши, воспользовавшись этим, подобрались совсем близко. Как только ворота рухнули, казаки ворвались в город. Мы тоже покатили в ворота свои неуклюжие, но мощные агрегаты.

Я, конечно, не Суворов, но готов повторить, про тяжело в учении – легко в бою. Походный шаг мы отрабатывали еще в Усть-Куте, а потом в Албазине. Теперь несли щиты копейщики, а следом шли стрелки. Дауры попытались отбить стену, но пики быстро отбросили их на несколько метров, а стрелки обратили в бегство. Хотя, как в бегство. Город был довольно плотно застроен. Избы шли плотнее, чем в Якутске. И избы крепкие. Из каждой избы, из-за каждой изгороди в нас летели стрелы. Спасали щиты и прочные доспехи, которые я, не ленясь лепил в Албазине. В сполохах пожаров, в ночи продолжалась битва.

Вдруг, сзади раздались крики и топот копыт. Пипец, успел подумать я. Но пипец был преждевременный. Подъехавший воин, явно предводитель, спешился и приветствовал Хабарова. От дауров я бы их отличить не взялся. Но сами они, видимо, легко решали кто есть кто. После обмена несколькими фразами, союзник вскочил на коня и указал своим на город. В сторону еще сражавшегося даурского города полетели сотни стрел. Это стало последней каплей. Дауры бежали в крепость. Город остался за нами.

Казаки и союзники кинулись добывать хабар. В еще не растаявшей ночи, люди ходили по брошенным избам, отбирая, серебро, ткани, меха. Оружие тоже собирали. Особенно, брони. По старому обычаю, добытое свозилось в общую казну, а потом уже делилось между всеми бойцами. Потому на грабеж пошли не все. Часть осталась стеречь выход из крепости. Мы тоже остались у пушек. И не зря. Лишь только ночь сменилась утренними сумерками, из ворот цитадели рванулись даурские воины. Их все еще было больше, чем нас.

Союзные тунгусы бросились на дауров. Началась сшибка. И те, и другие были совсем не мастера пешего боя. Но в городе на лошади не очень удобно. Кто-то пытался биться конным, кто-то спешился. О каком-то построении речи не шло. Была огромная свалка, крики, стоны, мельтешение людей. Дауры медленно, но верно, продавливали наших тунгусов. В конце концов те бросились врассыпную, оставляя трупы своих родичей вперемешку с мертвыми даурами. Но мы тем временем успели выстроиться. Щиты, пищали, пики, даже пушки были готовы к схватке. Тем более, что расстояние было совсем малым, шагов сорок. Мы стояли вперед избами, а от крепости по пустому пространству катил вал дауров. Впереди шли воины в дорогой броне с копьями наперевес, с саблями. За ними бежали остальные, пытаясь стрелять из луков.

Наши успели дать один залп из пушек картечью. Даже без наводки смело первый ряд, проломило дорожки в даурской массе. Пищали добавили смертей. Но дауры перебирались через завалы мертвых и упорно лезли на щиты. Дошел черед до копейщиков. Бей – раздался крик пятидесятников, когда даурский вал, изрядно прореженный пальбой, докатился до щитов. Копейщики ударили почти одновременно. Раздались крики. Дауры пытались пробить щиты, но казаки умело орудовали своими копьями, отбивая яростные, но неумелые наскоки. Тем временем стрелки успели перезарядить ружья. Теперь стрелять залпами было опасно. Можно было задеть своих. Но даже разрозненная стрельба была весьма действенной. То здесь, то там падал очередной даурский боец, пораженный свинцом.

Но дауры упорно лезли вперед. Уже не менее десятка раненных казаков оттянулись в задние ряды. Их место заняли новые бойцы. Мы с пушкарями, тоже, откатив пушки, ринулись в драку. Ярость пьянила не только дауров. Хотя потери наши были несравнимы. Но и число дауров было велико. Несмотря на огромные потери, она продолжали давить на щитоносцев. Ряд щитов уже изрядно прогнулся во многих местах. Спасением стали наши союзники, которые вновь бросились на своих врагов. Атака израненных, усталых, но злых и воинственных тунгусов на своих вековых врагов стала последней каплей. Дауры побежали обратно к крепости. Наши кинулись вслед.