— Что, прямо сейчас… — обреченно пробормотал Погодин.
Мы принялись корпеть над странным поручением. Я лишних вопросов не задавал, знал, что неспроста это задание нам поручили. Никита Егорович что-то хочет этим проверить.
— Готово! — первым воскликнул Вася и торжественно помахал блокнотом, когда мы еще пыхтели, выводя глаза, клыки и прочие уши.
— Это что? — Горохов подошел к Жмыху, взяв в руки его мазню, брови его встали домиком. — Крыса?
— Как сумел, — пожал плечами Вася. — Между прочим, некоторые крысы, если их много, опаснее волка.
— Задание было не зоопарк рисовать, а скопировать рисунок! — раздраженно проговорил Никита Егорович.
— Ну, я же не виноват, что у меня все звери на одно лицо получаются. То есть, морду. Я только крыс умею рисовать. Ну и ежей еще. Если крысе подрисовать колючки, то ёж получится.
Горохов вздохнул, прижав ладонь ко лбу, и с надеждой подошел к остальным. Глянул на наши художества.
— Ну, вот! Другое дело. Отлично, — потирал он руки, после крысы его настроение вмиг улучшилось, он собрал розданные фотографии. — А теперь перелистните листок в блокноте и попробуйте воспроизвести рисунок по памяти. Без натуры, так сказать.
— А, я понял, зачем это! — воскликнул Федя. — Это чтобы мы лучше запомнили татуировку?
— И это тоже, — многозначительно хмыкнул следователь.
Мы снова стали шуршать карандашами «Ленинград». Второй раз получилось даже быстрее. Хоть мой волк и был больше похож на овчарку-ищейку, но все же сходство с татушкой-первоисточником явно улавливалось. У Каткова волк больше напоминал добродушную таксу. Зато Светин волчара вышел как надо. Казалось, его глаза горят, а из пасти слюна капает. Еще даже кровожаднее получился, чем в оригинале.
Горохов, будто школьный учитель, прошелся «по рядам» и собрал рисунки. С довольным выражением на лице показал их нам:
— Итак, товарищи! — следователь хитро прищурился. — Вы все, точнее, почти все, справились с заданием. И что это значит?
— Что каждый из них может быть этим самым убийцей, — уверенно заключил Жмых. — Кроме меня, конечно.
— Нет, — Катков поднял руку, как в школе, требуя молчаливого внимания к главному выводу. — Это значит, что для воспроизведения рисунка не требуется особых художественных навыков. При определенной тренировке такую ложную татуировку может нарисовать практически каждый нормальный человек. Ну, кроме Васи, конечно.
— Садись, Алеша, пять, — кивнул Горохов. — Все правильно сказал. Наш маньяк, скорее всего, не обладает особыми художественными навыками. Просто рисует некий знак, который научился копировать.
Секций борьбы в Михайловске оказалось немного. Для взрослых — так вообще одна лишь по дзюдо. Мы с Федей разделились. Он вызвался проверить дзюдоистов, пока я «шмонал» детских тренеров по секциям вольников и классиков.
Особо ничего не нарыл, а вот Погодин, кажется, напал на след, хотя я к его высказываниям отнесся поначалу скептически.
— Андрюха, — мы сидели с Погодиным в местной «стекляшке» и лопали шарики пломбира из заиндевевших креманок. — Странные какие-то эти дзюдоисты.