Не отрывая взгляда от Инги, я процитировал Веру:

— «Вот, вчера, например, девушку освидетельствовала по изнасилованию. Потом полночи уснуть не могла. Вроде уснула, а наутро, чувствовал себя, будто вагон угля разгрузила». Я тогда подумал, что ты слишком близко к сердцу работу свою воспринимаешь, не бережешь себя, но не понял, при чем тут вагон угля, вот и запомнилось. А теперь ясно стало. Инга пробуждалась, когда Вера сталкивалась с психически травмирующим фактором. Триггером, по науке. Ты как бы приходила на помощь своей более слабой личности. Мстила за вас обеих. Я прав?

В ответ Инга-Вера лишь скривилась и сжала кулаки. Это было странное ощущение — сейчас я видел их обеих.

— Мда-а… Если бы сам не увидел, никогда бы не поверил. В одном человеке две личности. Как такое вообще возможно? Света, давай отойдем, — я потянул за локоток Психологиню.

Мы вышли из кабинета, а внутрь запустили сержанта, приглядеть за маньячкой.

— Смотри в оба, — кивнул я конвойному.

Я плотно прикрыл за собой дверь и спросил:

— Ты ей веришь?

— Да, — кивнула Света. — У нее классическое диссоциативное расстройство идентичности.

— Чего, блин? Шизофрения, что ли?

— Нет, это совершенно другое. Психическое расстройство, при котором идентичность человека не является целой, и со стороны кажется, что в теле одного человека существует несколько совершенно разных личностей. Две и более, представляешь? При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение» — одна личность может сменять другую. Более того, одна из личностей может доминировать и влиять на поведение в целом. А вторая, подавленная, вообще может не знать о существовании доминанты. У них могут быть разные вкусы, разные воспоминания, знания и даже привычки. Здесь так и вышло. Я вызвала вторую личность Веры, использовав триггер с карточной игрой. Ее память блокировала негативные воспоминания, но пусковой крючок со словом «тысяча» спровоцировал болезненные воспоминания и подавил слабую личность, позволив выпустить наружу альтер эго. Я вызвала Ингу.

— Теперь ясно, почему маньяк раскладывал карты на трупах не в соответствии с их достоинством.

— В каком смысле?

— Вера, или Инга, кто там из них, не знаю, не слишком сильны в данной игре. Играли один раз и не особо запомнили правила. Сначала, на первой жертве, появилась девятка, затем десятка — и только потом пошли «картинки». В тысяче девятка самая маленькая карта по достоинству, это да, ноль очков приносит, а вот десятка по очкам больше, чем валет или даже король. Туз — да. Больше всех очков приносит, его она положила на Щукина, не пойму, почему вообще она его убила. По логике вещей, это должен был быть Воеводин.

— Да, она шла к нему, но Воеводина убил Пичугин. У него свои мотивы нашлись. А Щукина она убила, скорее всего, так как считала его опасным.

— Опасным?

— Не для себя, а для Феди… Все-таки ее другая личность испытывала к нему неподдельные чувства. А Щукин наведывался к Вере и даже подрался с Федей, помнишь, он с синяком под глазом ходил? Вот Инга и защитила Веру, устранила Щукина. И положила на него туза, который предназначался Воеводину.

— Ага, все сходится, — кивнул я. — Хоть и немного странно, она же её слабачкой называет. То есть, себя. Чёрт, начнёшь думать — сам с ума сойдёшь.

— Думаю, Инга прекрасно понимала, что без Веры жить не сможет.

Звучало это, конечно, невероятно — и одновременно логично.