Но после недолгого раздумья фигура Наумова была отклонена. Нравился ей молодой Бакунин, вот что. Не так, конечно, как покойный Альберт, но сердце откликалось на имя Федор, фантазии всякие в голову лезли, и это было приятно. Словом, подавай ей красавца тенора и никого больше.
Энергии нашей героине было не занимать, времени свободного более чем достаточно, погоды хорошие: она решила понаблюдать за домом Бакунина, дабы изучить его привычки. Дом нашла без труда, в первый же день убедилась в правильности данного Вилем адреса. Место для наблюдения было, лучше не придумаешь. Она приезжала на Добром, отпускала его попастись, а сама пряталась в кустах бузины. Несколько поодаль росла рябина с уже красными плодами, за зеленым островком тянулся пустырь, за ним слобода ремесленников.
Двухдневное ненавязчивое наблюдение дало свои плоды. Теперь Глафира знала, что где-то около десяти утра Бакунин в карете отправлялся в присутствие, а именно в Иностранную коллегию, и возвращался домой около трех. Днем он предпринимал прогулку верхом, а вечером, когда часы на ближайшем соборе кончали свой перезвон, он отправлялся куда-то вести светскую жизнь.
Во второй вечер Глафира, восседая на Добром, увязалась за каретой. Если Бакунин пойдет в оперу, или в трактир, или в маскарад, она отправится туда же. Но на этот раз ее ждала неудача. Карета остановилась у дворца важного вельможи графа Воронцова, Бакунин легкой ласточкой взлетел по ступеням широкой лестницы и скрылся за высокой, украшенной медными накладками, дверью. Туда Глафире хода не было.
Она не собиралась делиться своими трудностями с Февронией, но умная хозяйка, заметив озабоченность своей постоялицы, сама из нее все вытянула. Разумеется, про поручение Виля Глафира не сказала ни слова, но поскольку знакомство с Бакуниным хоть малым боком касалось наследственных дел, Феврония тут же вызвалась помочь.
– Есть такое словечко у богатых – «представить». Тебя представят, а там дело и пойдет.
– Мне ведь не просто познакомиться с ним надо, – втолковывала Глафира. – Мне надо, чтоб он меня хорошо запомнил и полюбил.
– Как девицу полюбил?
– Не надо, как девицу, – щеки у Глафиры так и вспыхнули. – Я должна войти в доверие, понимаешь? Мне надо, чтобы он ко мне расположение почувствовал, и не абы когда, а сразу.
– Хитришь, девка! Я же вижу, ты влюблена?
– До любви ли мне сейчас, тетенька? Мне надо в семью этого Бакунина войти, стать там своим человеком. Варин опекун очень влиятельный человек. Вот я и хочу действовать через сына.
Феврония наморщила лоб, покосилась на икону. Явно ожидая от нее подсказки, и потом сказала уверенно.
– Молодой Бакунин должен тебя спасти.
– Как спасти?
– Ну, скажем, ты будешь тонуть, а он тебя вытащит. Мы кого любим-то? Кому добро делаем. Сделал хорошее дело, и этим лишний грех с души списал.
– И где мне тонуть-то? В Неве? Или в Фонтанной? А как я подгадаю, чтобы он по набережной шел, а я в воду упала? И потом, я же мокрая буду насквозь. Меня раздевать начнут и…
Последнее обстоятельство полностью убедило Февронию в непригодности ее плана.
– Тогда пусть на вас разбойники нападут. И чтоб прямо около его дома.
– Где же я возьму разбойников? – опешила Глафира.
– Да их полный Петербург. Нашла о чем тужить. Разбойников мы сами изготовим. Если вы им заплатите, я могу с мастеровыми поговорить. Двух вполне хватит. Они у вас коня уведут, а вы блажите в голос, стучите в калитку-то, бейтесь, что есть силы. А как открывать ее начнут, упадите, словно без чувств. Вас отнесут в дом. Ну а дальше, это уж как повезет.