Лежу на своем любимом месте между зубцами, откинувшись спиной на стену. Любуюсь закатом. Четыре дня его не видел. Рука уже привычным движением взлохмачивает и поглаживает волосы на голове Кайнэ, лежащей на коленях. Сама травница сидит рядом на площадке, вцепившись в меня своими перебинтованными руками, и счастливо сопит во сне. Руки периодически стискиваются, как будто она даже спя, боится, что я исчезну.

Вполне возможно, что так и есть. Особенно с учетом того, что увидев меня и прорыдав довольно продолжительное время, она весь остаток дня ходила за мной хвостиком, хотя итак едва держалась на ногах. Только и смог, что заставить помыться (намек на то, что мне тоже надо, оказался волшебным) и обработать раны (к счастью почти все оказались поверхностными), наложив свежие бинты. Надо будет чуть позже отнести Кайнэ в заранее вытребованную мною комнату. Нечего ей в таком состоянии в деревне делать.

Сати, мурлыкающим солнышком, покачивается на краю сознания. Объевшимся солнышком, судя потому, что она упросила в себя запихнуть. Но если бы я дал ей и окружившей меня в тот момент прислуге волю, то боюсь, что солнышко я бы напоминал и снаружи, или вернее, раздувшийся шарик. Кстати, все, что со мной происходило, прошло мимо нее. Последнее что она помнила, это как у нас отключилась батарейка…

И появилась в моем сознании, только после того, как я надел артефакт, а Даниэль провел, как он мне объяснил: «коррекцию распределения мощности по энергетическим составляющим, в связи с появлением собственной генерации темного потока». И потом еще удивился, что я понял. Нет, виду не показал, но связь то на что. Да, она пропала после его… действий. Но только у меня. Сати ее сохранила, и соответственно я нагло, на правах старшего братика воспользовался. Впрочем, сестренка не возражала. Даниэль ощутив это, стал еще счастливее, хотя куда уж больше, я не понимал. Он и так до этого сиял. А ведь всего-то сказал ему одно единственное слово. И потребовал говорить другое, жаль не совсем то, которое хотел (увы, но тело…). Потом долго выплывал из того океана эмоций, что на меня выплеснули.

Да, да, я простил его! Понял и простил. Все совершают ошибки. И если ты не умеешь прощать, то и получить прощение не получится. Я ведь тоже поступил по отношению к Даниэлю неправильно, совершив Поступок, который и привел к такому результату. И заплаченная за это цена… буду считать произошедшее полезным опытом. Да и когда человек ломает себя и встает перед тобой на колени… А уж искренность и стремление любой ценой загладить вину я просто не мог не почувствовать. Но что-то в наших отношениях надо было менять и менять именно в этот момент. Что бы забыть, то, царапнувшее меня, слово-образ, принятое тогда вместе с приказом. И я решил изменить. Все изменить. Да. Он больше не мой Мастер, а я не его… Химера!

…

Небольшая комната, освещенная мягким светом приглушенного светильника. Кровать, на которой лежит, укрытая одеялом, маленькая девочка. Высокий старик сидит рядом на стуле, только что, закончив читать ей книгу, и смотрит, как девочка спит, чему-то улыбаясь во сне. Спустя небольшое время, как-то неуверенно приподнимается, оглядывается вокруг, как будто боится, что его кто-то увидит. И за тем, наклонившись, неловко, как первый раз (а может, так оно и было), касается губами ее лба.

— Спокойной ночи… дочка, — слегка запнувшись на последнем слове, произносит он. Затем поворачивается, что бы выйти из комнаты и замирает, расплывшись в счастливой улыбке, услышав в ответ сонное:

— И тебе спокойной ночи, папа…