– Ты сам себя проклял, – она покачала головой. Короткие, неровно торчащие волосы не смогли испортить совершенства ее безупречного лица, красота которого причиняла боль и пробуждала животную жажду. Лафонтен яростно стиснул зубы. Только колдунья способна обладать такой силой. Она заворожила их всех своими ведьмовскими чарами. – Из нас двоих, Дьявол – ты.
– Я слуга Господа, ведьма. И если ты отказываешься от покаяния, то это тебе гореть на Священном ог… – Лафонтен осёкся, когда ее ладонь вдруг опустилась на его грудь, поверх плаща и сутаны, но даже сквозь плотные слои ткани, инквизитор почувствовал, как обжигающий жар проник в его сердце, впиваясь в него раскаленными иглами. Дыхание сбилось от адской боли, пронзившей одновременно все тело. Дурман с прикусом жасмина на губах поглотил его разум.
– Ты человек, а значит, у тебя есть душа, – прошептала Валери и каждое ее слово тяжелым камнем опускалось на могучие плечи застывшего инквизитора. – Тело умрет, но душа будет помнить, и она будет платить, пока не искупит твои грехи, – с этими словами она опустила руку и резко отступила на пару шагов назад.
Оцепенение схлынуло, рассеивая массовое помешательство, в которое ввергла всех собравшихся Валери Мартель своими колдовскими чарами.
– Сжечь ее! На костер ведьму! Пусть горит дьявольская шлюха, – закричала ожившая толпа. Инквизитор набросил капюшон, отступая за трибуну и вставая между епископом Фортье и преподобным Бастьеном.
– Приступайте к исполнению наказания, – приказал он севшим голосом, кивнув двум, все еще пребывающим в растерянности, монахам. Переглянувшись, они с осторожностью взяли Валери под руки и повели к помосту, где их уже заждался палач. Девушке помогли подняться по лестнице и поставили лицом к Бенуару. Палач ненадолго замешкался, разглядывая хрупкую девушку, пока та бесстрашно смотрела на него. Ее глаза не пугали его. В колдовство палач не верил. До этого дня…
– Я могу дать тебе яд и ты не почувствуешь боли, – проговорил он тихо. – Умрешь до того, как огонь доберётся до тебя.
– Благодарю за милосердие, – Валери удивленно взглянула в уродливое лицо Бенуара, в глазах которого видела нерешительность и тревогу. – Не бойся, выполняй свою работу, – сказала она.
Кивнув, Бенуар-мясник взял ее огромными ручищами за плечи и приподняв, словно тряпичную куклу, поставил на деревянный брусок, прижал спиной к широкому столбу. Она не вздрогнула, не дернулась, увидев толстую верёвку в его руках. Палач очень быстро, чтобы не растягивать ее мучения, привязал девушку к столбу. Закончив, он отступил назад и снова вопросительно взглянул в лицо Валери Мартель. Она едва заметно качнула головой, давая ему разрешение. Бенуар спустился с постамента и взял протянутый одним из монахов факел.
– Жги ведьму! Гори в аду! Шлюха Дьявола! Ведьма! – завопили возбужденные горожане и ринулись вперед, чуть не снеся преграду из стражников.
– Последнее слово? – повернувшись к инквизитору, спросил епископ. Лафонтен не взглянул на него, даже не услышал. Сжимая обеими руками распятие, он неотрывно смотрел на Валери Мартель. Грубая верёвка врезалась в ее шею, не позволяя поднять голову, распахнутыми глазами она отчаянно пыталась успеть захватить кусочек неба и скрывшегося за тучей солнца. Пальцы Лафонтена побелели от напряжения, крест впился в кожу ладони, оставляя кровоточащие раны. Он не заметил, как алые капли крови начали монотонно падать на белоснежные, широкие рукава его сутаны.
Тем временем, палач опустил горящий факел к заложенной под помостом соломе. Ему пришлось делать это трижды. Солома вспыхивала и гасла под порывами ледяного ветра. И только с четвертой попытки рыжие языки пламени побежали по дровам и, набрав силу, взвились вверх, сизый дым лизнул доски помоста.
Монахи начали неистово молиться о спасении души нераскаявшейся грешницы. Заворожённые разгорающимся пламенем, горожане притихли. Огонь поднялся выше, добравшись до ступней Валери Мартель и перебросился на подол ее рубашки. Ярко вспыхнул, языки пламени побежали вверх. Столб за ее спиной загорелся. Сизый дым окутал охваченную огнем неподвижную фигуру. Инквизитор пошатнулся, сильнее сжимая распятие обеими ладонями. В висках загрохотало, дыхание сбилось, перед глазами поплыл багровый туман….
– Господи милостивый, – изумленно выдохнул епископ и перекрестился. Костер полыхал вокруг ведьмы, но ее кожа не чернела, покрываясь волдырями, а оставалась девственно-белой и невредимой. Обнаженная нетронутая красота в клубах дыма и пламени. Ни одного стона или крика не сорвалось с губ девушки. Открытые колдовские глаза Валери смотрели на трибуну сквозь огненную стену, заглядывая в душу каждого, кто приговорил ее к мучительной смерти.
– Как такое возможно? – пробормотал в страхе Фортье. – Дьявол охраняет свою шлюху от языков пламени.
Ветер внезапно стих, небо потемнело, как перед грозой. Оторопевшие горожане умолкли, не веря собственным глазам. Иступленные молитвы монахов затихли. Повинуясь непреодолимому порыву, Лафонтен на негнущихся ногах вышел из-за трибуны, сжимая в руке окровавленное распятие. Растолкав упавших на колени монахов, он подошел вплотную к высокому костру. Кровь сочилась с его пальцев, падая на раскаленный песок. Жар пламени опалял кожу, отлетающие искры оставляли тлеющие следы на черном одеянии. Это безумие, наваждение, магия… Невозможно. Но она была там. В центре пылающего кострища. Ее черные, снова длинные волосы струились по плечам, совершенное тело, обласканное языками пламени, исцелилось от ран и парило над прогоревшими досками помоста. Огонь словно расступился, и подняв голову, Лафонтен посмотрел в сверкающие глаза Валери Мартель и провалился в них, как наяву увидев голубое чистое озеро и живописные берега, покрытые свежей зеленью и цветущими, жасминовыми деревьями. Она улыбнулась, поманив его рукой. Скинув плащ, без сомнений Андре Лафонтен шагнул вперед. Потом еще и еще. Стена огня сошлась за его спиной, отрезая путь к спасению, но он и не думал бежать. Ослепляющая свой красотой Валери Мартель, была совсем близко. Ее глаза манили в самое пекло преисподней, наполняя душу блаженством и умиротворением. Инквизитор протянул к ней свои руки и тонкие, белые пальцы девушки мягко обхватили его запястья, пламя соскользнуло с ее ладоней и переметнулось на рукава сутаны Лафонтена.
Обжигающая, нестерпимая боль пронзила его тело, и Лафонтен закричал нечеловеческим голосом. Тьма сгустилась над головой, опускаясь все ниже, пока не накрыла полностью черным, тлеющим покрывалом. Но даже в кромешной мгле он не обрел покоя. Сотни разрозненных видений кружились вокруг него, показывая жуткие картины пыток и жестоких казней. Он не понимал того, что видел; расплывчатые, пугающие образы, места и лица, которые были ему незнакомы, но Лафонтен ощущал свою причастность во всем царящем вокруг безумии, словно именно он сотворил этот ад. Собственными руками. Нечеловеческие страдания, душераздирающие крики мучеников, смерть, агония, гнев, ярость, реки крови, стекающие с его раскрытых ладоней и боль, живая, пульсирующая, бесконечная боль…
– Лафонтен! Лафонтен, слышите меня? – резкий, взволнованный голос епископа Фортье прогремел в его голове и инквизитор вырвался из колдовского наваждения, которое напустила на него ведьма. Прояснившимся взглядом он увидел почерневшее, дымящееся пепелище, оставшееся на месте казни Валери Мартель и расходящихся по домам людей, удовлетворенных зрелищем. Облака все также ползли в безмятежных небесах, холодный ветер поднимал пыль и пепел с земли, кружась и играя.
– Не надо кричать. Я прекрасно слышу, – хрипло отозвался Лафонтен.