Брен единственная знает, что я после прошлого турне был просто на грани и насколько я боюсь предстоящего. «Избавься от них», – вот какое решение она мне предложила. Она считает, что меня мучает вина, связанная с моим скромным прошлым, которая мешает мне заняться сольной карьерой. «Слушай, я все прекрасно понимаю. Тебе трудно признать, что ты заслужил такую популярность, но это так. Ты пишешь все песни и почти всю музыку, поэтому и внимание все достается тебе, – говорит она. – Ты – талантливый! А не просто красавчик. В киноиндустрии ты бы стоил двадцать миллионов баксов, а их бы взяли только на второстепенные роли, а вы в данной ситуации делите все поровну. Они тебе не нужны. Особенно с учетом того, сколько они тебе парят».
Но дело не в деньгах. Никогда они не были самым главным. К тому жесольная карьера – не лучший выход. Это все равно что из огня да в полымя. И концертов не отменит, а от мысли о них мне чисто физически становится дурно.
«А чего ты доктору Вайсблут не позвонишь? – спросила Брен по телефону из Торонто, где заканчивала работу над своим последним фильмом. Вайсблут – это психофармацевт, с которым меня свела наша студия звукозаписи несколько месяцев назад. – Может, он пропишет что посильнее. А когда вернетесь, нам надо будет засесть с Брук и всерьез поговорить о твоей сольной карьере. Но это турне ты просто обязан вытерпеть, иначе поплатишься репутацией».
Есть вещи и подороже, чем репутация, а? Так я подумал. Но не сказал. Вместо этого я позвонил Вайсблуту, он выписал мне новые рецепты, и я постарался набраться мужества перед турне. По-моему, Брен понимает, и я сам понимаю, и остальные все понимают, что, несмотря на репутацию «плохого мальчика», Адам Уайлд делает все, что ему скажут.
12
Теперь у меня вместо сердца свинец —
Врачи говорят вырезать опасно,
Говорят, лучше оставить как есть,
Да и плоть вокруг нарастает обратно…
Редкая удача, чудо, да и только.
Хотя как же я пройду
через охрану аэропорта?
Куда мы идем дальше, Мия не сообщает. Говорит, что раз уж это прогулка по тайным местам, то она будет держать все в секрете. Она выводит меня из автовокзала, и мы спускаемся в лабиринт подземных тоннелей.
Я следую за ней, хотя не люблю секреты и считаю, что сейчас их у Мии от меня и так более чем достаточно, и даже несмотря на то, что метро – предел всех моих фобий. Замкнутое пространство. Куча народу. Бежать некуда. Я попытался ей об этом сказать, а она повторила то, что я недавно сказал в боулинге насчет контекста.
– Кто рассчитывает увидеть Адама Уайлда в метро в три часа ночи? Да еще и без свиты? – Мия шутливо улыбается. – К тому же там в такое время наверняка никого нет. Я в Нью-Йорке всегда езжу на метро.
Когда мы оказываемся на станции «Таймс-Сквер», там народу как в пять часов вечера буднего дня. У меня срабатывает внутренняя сигнализация. Когда мы выходим на платформу, на которой стоит целая толпа, мне становится еще хуже. Я напрягаюсь и начинаю пятиться к колонне. Мия выразительно смотрит на меня.
– Это неудачная идея, – бормочу я, но мою попытку высказать свои опасения заглушает рев поезда.
– По ночам они не очень часто ходят, наверное, они тут просто ждали какое-то время! – Мия старается перекричать этот грохот. – Теперь он приехал, все нормально.
Но когда мы садимся, становится ясно, что Мия ошиблась. В вагоне тоже полно народу. Пьяного.
У меня все тело зудит под их взглядами. Таблетки у меня кончились, надо хоть покурить. Сейчас же. Я лезу за пачкой.