– Пирог уже нет. По крайней мере, в Нью-Йорке. Сплошное разочарование. Фрукты почти всегда консервированные. И ежевики тут нет. Как такое вообще возможно, чтобы на другом побережье не было таких же ягод?
Как возможно, что парень у тебя сегодня есть, а завтра нет?
– Не могу сказать.
– Но картошка фри пойдет. – Мия смотрит на меня с обнадеживающей полуулыбкой.
– Я тоже люблю картошку фри, – говорю я. «Я тоже люблю картошку фри?» Да я похож на ребенка с задержкой развития в каком-нибудь телефильме.
Ее трепещущий взгляд встречается с моим.
– А ты есть хочешь? – спрашивает она.
Всегда хочу.
Я иду за ней по Пятьдесят седьмой улице, затем по Девятой авеню. Шагает Мия быстро (уезжая, она еще хромала, а теперь от этого не осталось и следа) и целенаправленно, как все нью-йоркцы, показывая на ходу достопримечательности, словно настоящий экскурсовод. Я вдруг понимаю, что даже не знаю, живет ли она здесь до сих пор, или только приехала на концерт.
«Можно же спросить, – говорю себе я. – Вполне естественный вопрос.
Ага, настолько естественный, что стремно этого не знать.
Но надо же что-то сказать».
Пока я набираюсь смелости, у нее в сумочке начинает играть девятая симфония Бетховена. Мия прекращает свой монолог о Нью-Йорке, достает телефон, смотрит на экран и меняется в лице.
– Что, плохие новости?
Она качает головой, выглядя при этом настолько несчастной, что без подготовки такое лицо не сделаешь.
– Но ответить придется.
Мия открывает свою раскладушку.
– Привет. Знаю. Успокойся, пожалуйста. Я знаю. Погоди немного, – повернувшись ко мне, она продолжает совершенно гладким ровным тоном. – Слушай, я понимаю, что это жутко невежливо, но ты сможешь подождать минут пять?
Я все понимаю. Мия только что отыграла серьезный концерт. Ей будут звонить. Но все равно, даже несмотря на то, что она извинилась, я чувствую себя как фанат, которого просят подождать в хвосте автобуса, пока рок-звезда готовится. Но я, как и те фанаты, подчиняюсь. Рок-звезда сейчас Мия. Что еще я могу поделать?
– Спасибо, – говорит она.