— Слушай меня, ку-дар, еще раз появишься вблизи моих «даха», отправлю тебя к Азруму. А сейчас, пошел прочь, и не смей приближаться к даха, они от твоего вида теряют молоко.

Мужчина разворачивает меня кругом и мощным пинком под зад придает нужное направление и ускорение. Только сейчас обращаю внимание, что мне примерно такие же холщовые штаны, заканчивающиеся чуть ниже колен, а на ногах нет обуви. Отойдя от злого мужчины на метров сто, останавливаюсь, понимая, что след, оставляемый моей босой ногой, не может быть моим. Это минимум сорок пятый размер, а всегда носил сорок первый. Смотрю на свои руки напоминающие совковую лопату, бугристые предплечья и начинаю осознавать, что это не я.

Ощупываю свое лицо, покрытое многодневной щетиной, крупный нос. Определенно, я не Павлов Сергей Валерьевич пятидесяти трех лет от роду. Мои руки и ноги принадлежат молодому парню, а плоский, даже впалый, живот говорит о систематическом недоедании. Снова оглядываюсь на мутантных коров похожих на бульдогов, и до меня доходит, что это сон или кома, вызванная медикаментозным воздействием.

— Конечно, я же в коме, — звук моего голоса отпугивает ящерку с раздвоенным хвостом, греющуюся на небольшом плоском камне. Сажусь на камень, пытаясь вспомнить, что со мной произошло.

Я шел домой после окончания работы. Зайдя в «Магнит», что на маршала Неделина, купил себе бутылку виски «Чивас». Машину оставил у дома 24, потому что во дворе моего дома прорвало трубу, и там шли ремонтные работы. Последним, перед тем как я обогнул угол дома, помню крик: «Берегись!».

Пришел в себя уже на потолке в реанимационной палате, откуда меня засосало в белый светящийся туннель. Так, Сергей, остановись, — мысленно приказываю себе. — Нужно разобраться не торопясь.

Я, Павлов Сергей Валерьевич, родился в 1968 г. в г Одинцово Московской области. По образованию инженер-электронщик. Работаю на оборонном предприятии в Красногорске. Разведен, детей не имею. Люблю выпить, особенно перед сном, читая книгу или смотря телевизор. Имею лишний вес, каждый день даю себе обещание заняться спортом, но каждый раз откладываю. В детстве занимался спортом. Ходил два года на бокс, пока не сломал себе нос. Потом увлекся восточными единоборствами, занятия тайно проходили в подвале дома, потому что карате в СССР официально был запрещен. Последним увлечением стало кладоискательство, отчего моя жена, не выдержав моего многообразия и хронической лени, подала на развод. А то, что я вижу странного типа коров, есть следствие моего хобби — чтения. Несколько последних лет я начал читать запоем, проглотив практически всех российских фантастов. Скорее всего, я получил тяжелую травму, и сейчас врачи борются за мою жизнь. От меня здесь ничего не зависит, мне следует набраться терпения и не верить в окружающую виртуальность.

Пройдет немного времени, и я очнусь в пропахшей запахом хлорки и медикаментов палате, с катетером в члене и судном под задницей. Такое я видел, когда в больницу попал мой единственный друг Филимонов Андрей Иванович по кличке Филин. Его сбила машина, когда он решил перейти дорогу в неположенном месте. Филин пролежал в реанимации пять дней и умер, не приходя в себя, весь пропахнув запахом мочи и дерьма.

Но почему я видел свою смерть, и что за туннель, по которому я летел? Да ты просто нарик, вот и привиделось, — мой внутренний голос сегодня был на высоте. Предупреди он меня о сосульке, не пришлось бы блуждать по виртуальным мирам из калейдоскопа прочитанной фантастики. Сам ты обдолбыш, — отмахиваюсь я от назойливого собеседника в своей голове.

«Нужно заснуть, тогда проснусь в палате», — недолго думая, ложусь на траву свернувшись калачиком. Два солнца на небе меня уже не удивляют, во мне, наверное, столько обезболивающего, что даже три члена в штанах мне показались бы нормой.

Когда я проснулся, одно солнце висело над горизонтом, а второе все еще стояло в зените, заметно потускнев. Пустой желудок и кишечник отозвался неприятным урчанием. Мир хоть и виртуальный, а голод я ощущаю реальный. И сколько мне или моему сознанию блуждать по этим странным местам, пока врачи вытащат меня из комы? Поднявшись на ноги, замечаю, что стадо мутантных коров и мужик с красным кушаком исчезли. Придется идти в село, может, мне там повезет, и я, съев иллюзорную пищу, уберу гнетущее чувство голода.

Небольшая группа ребятишек в возрасте шести-семи лет попадется навстречу, когда до ближайшего дома с покосившимися плетнем остаётся около пятидесяти метров.

— Ку-дар, ку-дар, — скандирует дети, швыряя в меня комья сухой земли. Я прикрываюсь руками, удивляясь смелости ребятни: рядом со мной они кажутся лилипутами. Но ни один из них не убегает, даже когда я приближаюсь вплотную. Схватив ближайшего пацаненка шести лет за руку, я грозно спрашиваю:

— Ты почему бросаешь в меня землю? Сейчас уши тебе оторву.

— Не оторвешь, — громко отвечает мальчуган, пытаясь вырваться, — ты ку-дар. Мой папа говорит, что ты бесполезный кусок дерьма.

«— А кто твой папа», — спрашиваю у дерзкой сопли.

— Мой папа даха-нир, он тебя сегодня хорошо угостил ножом.

При упоминании слова «даха-нир» моментально всплывает образ бородатого мужчины, кричащего про отсутствие молока у своих «даха» при виде меня. Только сейчас чувствую боль в голове, второй рукой ощупывая голову. Натыкаюсь на огромную шишку в теменной области с застывшей коркой крови. Словно в замедленном кино прокручиваю назад события, вспоминая, как на меня лилось что-то влажное. Вода?

Но в руках мужчины не было емкости с водой. Секунду спустя из глубоких уголков памяти выплывает картина, на которую тогда не обратил внимания: мужчина заправлял мотню своих штанов, завязывая тесемки. Какова моча на вкус, — ехидно поинтересовался голос в моей голове. Но я не обратил на него внимания, чувствуя, как клокочет внутри меня обида, заставляя забыть, что все вокруг — порождение моего медикаментозного сна или, скорее, моей комы.

— Где твой папа сейчас? — мальчуган удивленно смотрит на меня и отвечает, — Даха-нир должен находиться дома, когда начинает гаснуть сирд.