— О боже! — Амелия прижала руку к груди, так сильно забилось сердце. С трудом сдерживая ликование, она все же задала следующий вопрос:
— Он написал, что с ней случилось?
— Мэтт думает, что сердечный приступ или что-то вроде этого. Полиция пока ничего не знает.
Эд поднял бокал, чтобы чокнуться с женой. Он обожал сообщать ей хорошие новости. А знать все ей совершенно не обязательно.
— Мы поедем домой, дорогая.
— Поедем домой, — отозвалась она. И они звонко чокнулись и поднесли бокалы к губам, глядя друг другу в глаза, и никогда еще шампанское не казалось им столь восхитительным.
Джордж
Вечером на Пустую Долину опустилась неестественная тишина.
Полицейские машины разъехались, а дом Оливии Коллинз окружили символическим ограждением: желтая лента у входной двери и еще одна у ворот, при въезде на участок.
Фиолетовые и белые левкои в ее саду по-прежнему наполняли воздух благоуханием, и казалось, ничего не изменилось. Но только на первый взгляд.
Джордж посмотрел через окно на дом напротив и вздрогнул.
Неужели он тоже когда-нибудь умрет в одиночестве, как Оливия? Внезапный разрыв аневризмы или падение и удар затылком о стеклянную столешницу, а потом труп будет одиноко валяться в этом доме несколько месяцев, пока не приедет полиция отскребать от пола шевелящуюся массу червей?
От отца он ничего не слышал уже… когда же он последний раз что-то слышал от великого Стю Ричмонда? Может, приходила открытка на Рождество?
Между ними никогда не было особой близости. Мать свою Джордж толком не помнил, она слишком рано умерла от рака легких, поэтому он тосковал не столько о реальном человеке, а, скорее, о некой общей идее матери.
Лили, когда он по-соседски поделился с ней своими переживаниями, посочувствовала, ведь ее родители тоже умерли от рака, но он не находил особенного сходства с ее потерей. Она действительно испытывала настоящую, искреннюю боль. А Джордж просто играл предписанную ему роль скорбящего сына, маленького мальчика, в четыре года оставшегося без мамы.
Его отец, на которого легли обязанности обоих родителей, решил эту проблему точно так же, как решал все остальные, — деньгами. Увы, единственной подходящей на роль воспитательницы женщиной на тот момент оказалась их домработница, и в результате Джордж оказался под опекой самой несклонной к материнству женщины на планете.
Джордж окончательно понял всю бесполезность Сьюзен, когда ему исполнилось десять.
Она (скорее всего, в точности исполняя указания Стю) организовала праздник в местном детском игровом центре и купила подарок Джорджу, как бы от отца — тот уехал в Амстердам, где его музыканты играли на каком-то уличном фестивале.
То ли ее по ошибке отправили не в тот отдел в магазине игрушек, то ли произошла случайность, но она удивительным образом купила Джорджу самый лучший и желанный подарок — тамагочи. Друзья охали и ахали, а преисполненный благодарности Джордж бросился обнимать Сьюзен.