— Куда это ты собралась? Садись. — Мелисса придвигает мой стул к компьютеру, указывая на него острием ножа. Я повинуюсь. — Руки за спину.

Приходится выполнять ее указания. Я слышу треск скотча, и Мелисса связывает мне руки, а затем приматывает их к деревянной спинке стула, чтобы я не могла пошевельнуться. Оторвав еще скотча, она привязывает мои лодыжки к ножкам стула.

Я смотрю на часы в правом углу экрана.

Еще шесть минут.

Меня несколько утешает мысль, что Кейти будет ехать в метро в час пик и пока еще светло. На ее пути нет темных переулков, где могут устроить засаду, и если моя малышка будет действовать с умом, то с ней все будет в порядке. Женщины, ставшие жертвами преступников, — Таня Бекетт, Лора Кин, Кэтрин Таннинг — не знали, что на них охотятся. Кейти это знает. У Кейти есть преимущество.

— Готова к представлению? — осведомляется Мелисса.

— Я не стану смотреть.

Но я понимаю, что не смогу удержаться. Мне вспоминается, как я отвезла Кейти в больницу, когда она была совсем крохой, и заставляла себя смотреть, как ей ставят капельницу, чтобы предотвратить обезвоживание после серьезного отравления. Мне так хотелось, чтобы моя доченька не страдала, но я ничем не могла ей помочь, и мне казалось, что можно взять часть боли на себя, глядя, как в ее тоненькую ручку втыкают иглу. Словно я могла помочь, проживая ее боль с ней.

Ранка на горле уже начала закрываться, но от неудобной позы кожа натягивается, и порез нестерпимо чешется. Я вытягиваю шею, пытаясь избавиться от этого ощущения, и на колени мне опять капает кровь.

Четыре минуты.

Мы молча смотрим на экран. Мне столько всего хочется спросить, но сейчас у меня нет ни малейшего желания слушать голос Мелиссы. Я позволяю себе погрузиться в пространство грез, где прямо сейчас по Энерли-роуд мчится полицейская машина, и вот-вот я услышу, как копы выламывают входную дверь. Эта греза кажется настолько реалистичной, что я прислушиваюсь: не звучат ли вдалеке полицейские сирены? Но вокруг тихо.

Две минуты.

Проходит целая вечность, прежде чем мы видим Кейти на экране. Не останавливаясь, глядя прямо в камеру, она проходит мимо. «Я тебя вижу, — мысленно говорю я. — Я рядом». А слезы все катятся и катятся.

— К сожалению, мы не можем увидеть, как она будет проходить турникеты, — весело заявляет Мелисса. Как будто мы просто болтаем. Или вместе работаем над каким-то проектом. Уж лучше бы она кричала на меня или угрожала, только не этот привычный тон, от которого становится еще страшнее. — Но как только она зайдет на платформу, мы ее заметим.

Мелисса двигает курсор по экрану, и передо мной высвечивается какой-то список — наверное, условные названия камер наблюдения: «Олдгейт-Ист — вход; Энджел — вход; Энджел — южная платформа; Энджел — северная платформа; Бейкерлоо — турникеты…» Список продолжается.

— Во многих анкетах, которые я изначально выкладывала на сайт, был указан маршрут, который нельзя проследить при помощи этих камер полностью, но в случае с Кейти мы увидим почти все ее перемещения. Смотри, вон она.

Кейти стоит на платформе, руки в карманах. Она оглядывается, и я надеюсь, что она высматривает камеры или пытается понять, кто из пассажиров представляет для нее опасность. Я вижу, как к ней направляется какой-то мужчина в деловом костюме и плаще. Кейти отступает на шаг, и я впиваюсь ногтями в ладонь, глядя, как мужчина проходит мимо. Сердце гулко стучит у меня в груди.

— Наша маленькая актрисочка, да?

Я не отвечаю. Вскоре подъезжает электричка, и Кейти заходит в вагон. Двери закрываются. Я хочу, чтобы Мелисса переключилась на очередную камеру, но она не смотрит на экран. Мелисса стряхивает с полы жакета какую-то нитку, подхватывает ее, хмурится, затем разжимает пальцы. Я опять позволяю грезам подхватить меня: Саймон приходит домой с собеседования, в доме пусто, дверь не заперта. Каким-то образом он понимает, что я здесь. И спасает меня. Я представляю себе все это в мельчайших подробностях, но моя надежда постепенно угасает.

Никто не спасет меня.