От мужа остался всего один дневник,
«Я была энтузиасткой нацизма», — признался женский голос.
«Я тоже. И остаюсь до сих пор».
«Великое время! — продолжил первый голос. — Гитлер был нашим спасителем». Впрочем, добавил второй голос, не со всеми делами фюрера она соглашалась. Уточнений о проступках «спасителя» не последовало.
Материалов были горы. Недели и месяцы я не вылезал из компьютера. Фотографии были вполне четкими, но письменный материал читался с трудом: все по-немецки, от руки. Пришлось расшифровать тысячи страниц разными почерками. К почерку Шарлотты я постепенно привык, особенно в письмах, но возился с дневниками, которые пестрели сокращениями, оборванными фразами. Много обыденных записей, повседневная рутина (пробуждение, еда, дневная дрема, отход ко сну), простые факты из жизни детей (вес, простуда). Ей нравилось градуировать аспекты жизни: что-то она оценивала как
Почерк Отто читался гораздо хуже. Он писал аккуратно, но мелко и угловато, для меня часто совершенно непонятно. Я невольно обращал внимание на то, что не вызывало сомнения: какую-то цифру, инициал, рисунок (встречались и рисунки).
В целом я все же улавливал смысл написанного. Сотни писем и открыток, которыми обменивались Шарлотта и Отто на протяжении более двух десятков лет, с датами и адресами, позволяют составить географическую карту их жизни. Свидетельство о рождении. Университетский диплом. Билет на венский трамвай 1929 года. Три документа со свастикой. Личное дело члена СС. Штабные рапорты. Документ, выданный Венской коллегией адвокатов. Страница показаний на Нюрнбергском процессе. Научная статья о путче в июле 1934 года. Автобиография Отто 1935 года. Обеденное меню, декабрь 1939-го. Указ с подписью Отто, Краков. Письмо из Лемберга. Страница «Нью-Йорк Таймс». Записка епископа Алоиза Худала, Рим. Вырезка из газеты «Унита». Детский рисунок. Карикатура. Стихотворение Гете. Машинописный текст
Бумаги Шарлотты не выходили у меня из головы. Как-то летним вечером мы с женой пригласили на ужин друзей. Среди них была моя коллега по университету, историк, руководитель Центра издания биографий и переписки профессор Лиза Джардин. Недавно она выступала с лекцией «Соблазн архивов». В ней она ставила интересные и сложные вопросы: каковы способы доступа к личным архивным материалам? Как включить такие материалы в широкий исторический контекст? Как быть с неожиданностями? В чем главная ценность личных документов и есть ли она?[451]
За ужином разговор коснулся бумаг Шарлотты. Лиза очень заинтересовалась и пригласила меня к себе в Центр, хотя была уже неизлечимо больна раком. Она попросила показать ей некоторые документы. Через несколько дней мы встретились у нее дома, около Британского музея. Она лежала на широком диване, рядом находился ее муж Джон. Лиза пригласила своего аспиранта Джеймса Эвереста, пришел также мой редактор из «Вэнити Фэйр» с женой — они оказались в те дни в Лондоне.
Я принес с собой много распечатанных документов, которые могли бы заинтересовать Лизу, письма, фотографии. Разговор затянулся на несколько часов. Лизу привлекли документы личного характера, переписка Отто и Шарлотты на протяжении двадцати лет, дневники.
Особенно ее поразило, как много писем относится к последним месяцам жизни Отто.
— Зачем мужу и жене так часто, так пространно, с такими подробностями друг другу писать? — спросила она.
— Любовь? — предположил я.
У Лизы оживленно блестели глаза. Она сильно опередила нас в своих умозаключениях.