29 апреля Гитлер подписал завещание[422]. Своим преемником он назначил адмирала Дёница[423], министром иностранных дел — бежавшего из Голландии Артура Зейсс-Инкварта. На следующий день Гитлер покончил с собой[424]. Отто в это время ехал в Италию для инспекции казацкого резерва. Там, в деревне Тимау, его видели вместе с Глобочником двое коллег. Он вроде бы сделал местному священнику крупное пожертвование на строительство новой церкви[425].
3 мая Отто присутствовал на скромном праздновании Пасхи в штабе Украинской армии. Генерал Шандрук поблагодарил его за присутствие и за благосклонность. Впрочем, близким людям генерал сказал, что Отто думает в первую очередь о самом себе, стараясь оправдать себя и других немцев в глазах украинцев[426].
Чем ближе войска союзников подходили к Тумерсбаху, тем сильнее Шарлотта тревожилась за семью. Ей сказали, что «русские повесят вас как жену обергруппенфюрера СС», а значит, ей следует бежать. Она утверждала, что не боится смерти, но беспокоится за детей. «Я очень за них переживала, они были еще так малы»[427].
Она отвезла Хорста и Хайде в безопасный Бриксен (ныне Брессаноне), родной город их бывшей няни. Молодая женщина, которой она отдала на хранение деньги и драгоценности, обещала позаботиться о детях. Линде, которой еще не исполнилось года, Шарлотта отвезла в горы, к дочери своей акушерки. «Было ужасно оставлять там малютку одну, у меня сердце разрывалось при мысли, что мы можем больше не увидеться»[428].
8 мая война в Австрии окончилась[429]. «Великий победный день для врагов, — записала Шарлотта. — Перед лицом этого факта у меня нет слов. Неужели это и вправду конец всего, что мы хотели построить?»[430]
На озере Целлер вот-вот должны были появиться американцы. Друг-военный наведался в семью Вехтеров проверить, как у них дела. Он посоветовал все спрятать, так как американцы падки на деньги и драгоценности. Она зарыла оставшиеся у нее ценности в яме у рощи.
В последний день нацистской власти Шарлотте позвонил Отто. Он сказал о своем намерении уйти в горы Каринтии, но подробностей не сообщал. Она спросила, как поступить с ящиками в велосипедном сарае, он велел их уничтожить, что она и сделала без промедления. «Кое-что я сожгла, остальное выбросила в озеро вместе с оружием, которым нельзя владеть»[431].
Армия США вступила в Целль-ам-Зее и в Тумерсбах утром 9 мая[432]. Шарлотте велели оставаться в подлежащем конфискации фермерском доме. Пришедших американских солдат она спросила, что ей делать с семьей, в том числе с тестем Йозефом, 83-летним генералом. «Ваши трудности», — ответили ей.
Дом конфисковали. «Они спали в наших постелях», — записала Шарлотта, чувствовавшая облегчение: «Я думала, что всех нас повесят»[433]. Она нашла другой дом, выше в горах, принадлежавший их арендаторам Шиффереггерам, и поселилась там с теми припасами, какие смогла собрать.
Новости просачивались по капле, одна страшнее другой. Военное поражение. Самоубийство фюрера и Евы Браун в Берлине. Исчезновение Бормана. Геббельс отравился сам и отравил жену и всех шестерых детей. Геринга поймали недалеко от Целля, в деревне Брук-Фуш.
Шарлотта старалась быть прагматичной, ситуация враждебности всегда придавала ей сил. Она прилежно фиксировала ход событий.
Будучи фаталисткой, я сочла за благо установить с американцами контакт. Я пришла в дом и скромно поспросила разрешения поговорить со старшим. Тот оказался молодым офицером. Мы объяснили по-английски, что нас беспокоит, и спросили, можно ли выделить комнату в доме для старого австро-венгерского генерала со слабым сердцем. Подумав с час, офицер разрешил мне в порядке исключения оставить папа́ в доме. Это был большой первый шаг. Папа́ провел одну ночь в горах и был рад получить собственную комнату без сквозняков. Он источал учтивость, твердил: «Замечательно, замечательно!» После этого мы поддерживали тесную связь. Мы проводили вечера вместе, болтая по-английски как старые друзья. Первым делом они спросили:
— Вы были нацисткой?
Я быстро сообразила, что отрицать бессмысленно.
— Конечно, я была очень счастливой нацисткой.
Они разинули рты от удивления.
— Вы действительно были нацисткой? — Я видела по их удивленным взглядам, что они такого не ожидали.
— Разумеется, почему нет?
— Потому что мы четыре недели шли через Германию и еще не встретили ни одного нациста. Как вам такое? Вы — первая. Это чудо.
Я громко засмеялась, потому что не ожидала, что они будут так удивлены моим откровенным признанием.