Книги

Крылья химеры

22
18
20
22
24
26
28
30

Мирослав покивал и поднялся.

— Может быть. В любом случае нужно проверить.

— Я сама займусь этим, заодно проверю, как там обстановка. Даже не думай со мной спорить, — я предостерегающе подняла руку в ответ на возмущенный взгляд Элая. Чтобы не выслушивать очередную порцию возражений, я вскочила и повернула крылышко кулона. Оно одиноко осталось у меня в пальцах. Я равнодушно отбросила его в сторону и снова села. Теперь на цепочке сиротливо болтался лишь ключ.

Элай выглядел довольным. Вот дерьмо, из головы совершенно вылетело, что кулон трехзарядный.

— У тебя не завалялось еще одного? — с нервным смехом обратилась я к Мирославу.

— Вообще-то я хотел сказать, что вовсе не обязательно тащиться в библиотеку Обители, чтобы узнать номера отделов. Все есть здесь, — из-под груды книг на столе Мирослав извлек пергаментный лист. — Всего в библиотеке Обители тридцать семь отделов, одиннадцатый — это «Техника полета».

Мы переглянулись.

— А книга? У какой книги двадцать пятый номер? Вдруг ответ в ней?

Мирослав прошел в угол комнаты и достал из-под залежей книг пухлый потрепанный том. Он грохнул его на стол, отчего в воздух поднялся столб пыли. Я чихнула.

— Смотрим… Где тут у нас «Техника полета»… — бормотал Мирослав. — Ага, вот! Двадцать пятой числится книга, которая называется «Все о мертвой петле».

— Бред какой-то… Вряд ли Аристарха волновала моя летная подготовка.

Я немного подумала.

— Подожди, а если посмотреть наоборот?

— Что именно?

— Переставь цифры, — я схватила пергамент со стола, — нужно посмотреть двадцать пятый отдел библиотеки и одиннадцатую книгу.

Но и здесь нас ждало разочарование. «Питание хранителей» и «Польза свежих овощей» также не навели нас на нужные мысли.

— Аристарх мог спрятать что-то в этих книгах, — протянул Элай.

Мирослав захлопнул справочник и снова пристроил его на полу.

— Сомнительно. Представляешь, сколько хранителей в сутки посещает библиотеку? Где шанс, что спрятанное не попадет не в те руки?

Мы еще долго ломали головы, изобретая версии, одну нелепее другой. Наконец Мирослав тяжело вздохнул и сказал: