– Иди. Всегда знаешь, где меня найти, если придется.

– Надеюсь, не придется.

– Не зарекайся.

Теперь чуть смущенно улыбались оба.

– До свидания, Дрейк.

– И тебе всего доброго, Лайза.

Уходила она из залитого солнечным светом кабинета с легким сердцем.

Чувство пересечения пространства и времени навалилось в очередной раз, когда после Реактора, вместо того чтобы отправиться домой (Мак вернется лишь к вечеру), она отправилась в гости к Элли. Вошла в прихожую, разулась и крепко обняла подругу.

– Элли… Элличка… Я так по тебе соскучилась!

– Эй, ты чего, заходи, чаю попьем! Антонио как раз закончил творить кремовые пирожные, – Элли все еще держала в руках набросок нового витража, которым занималась до прихода гостьи. – Проходи. А костюм на тебе какой классный!

По коридору Хвостик гонял ярко-желтый резиновый шарик; в дверях показался Рен.

Лайза не смогла сдержать порыв – шагнула к нему и крепко обняла, долго держала, не говоря ни слова.

Декстер смутился, но промолчал. Постоял несколько секунд, затем осторожно высвободился из объятий, поздоровался и ушел к себе в кабинет.

– Ты чего? – прошептала Элли. Без ревности, но с любопытством, как спрашивают близкого друга: «Эй, ты зачем поставил на голову моего плюшевого мишку?»

– Ничего, просто захотелось. Вы всегда были мне хорошими друзьями. И ты, и он.

– А-а-а… ясно. Ну пойдем на кухню.

Они пили чай. Элли рассказывала об эскизах, о том, что задумала проводить новую выставку, что уже нарисовала для нее три новых картины. Показать? Конечно, покажет, с удовольствием. А как сама Лайза? Подписала новый контракт? Так это же здорово, это просто чудесно, замечательно!

Слушая восторги по поводу своих успешно идущих дел, Лайза держала в руках фарфоровую чашку и смотрела в окно.

Двадцать седьмое июля. Год II217. Именно таким его теперь показывал любимый белый телефон. Ей не верилось; она была тихо, но абсолютно счастлива.

– Я что хотела тебе сказать… – вдруг заговорила Лайза хрипло, не сразу заметив, что перебила подругу, и на секунду смутилась.