«Да это же мак! — не сразу опознал растение горожанин. — Точно, мак! Но сколько же его тут?..»

Слизывая с ладони маковые зернышки, вытрясаемые из новых и новых коробочек, он побрел вдоль кромки поля, надеясь найти если не тропинку, то хотя бы место, где растения стояли бы не так густо.

Сначала он не понял, что слышит человеческий голос, обернулся, вскинув автомат, и едва не расхохотался: по грудь в зарослях мака стоял черный, как цыганенок, мальчишка лет семи на вид и, сердито насупив густые брови, целился в него из огромного — ствол так и гулял в слабых ручонках — ружья.

— Убери пушку-то, вояка, — улыбнулся он. — Не ровен час…

Договорить он не успел: земля внезапно ушла у него из-под ног, что-то тяжелое, утробно рычащее, навалилось на грудь… Вадик попытался высвободить прижатый к телу автомат, но прямо перед глазами увидел страшные оскаленные клыки, и руки предательски ослабли…

— Свят, свят, свят!..

— Заткнись, Перепелица! — прорычал лейтенант. — Заткнись, мать твою!..

Не веря собственным глазам, Александр ощупывал руками огромную каменную глыбу, перегораживающую проход.

«Неужели ночью случилось землетрясение, — думал он в отчаянии. — Как такая вот глыба могла упасть совершенно бесшумно? В любом случае кто-нибудь что-то да почувствовал бы…»

Каменный монолит стоял нерушимо, словно находился здесь целую вечность. Даже малейшей щели не было между ним и стенами, даже ничтожной надежды, что удастся каким-нибудь образом отвалить этот валун в сторону, освободить проход. И камень на глазах превращался в могильный… В сердцах Бежецкий саданул в равнодушную твердь кулаком, и боль в разбитых костяшках несколько его отрезвила.

«Врешь, не возьмешь! — зло подумал он, массируя ноющую кисть. — Не из таких ситуаций выходили!..»

— Перепелица! — приказал он. — Бери троих бойцов и топай вокруг этой горы.

— Не можно… — сразу заныл хитрый хохол.

— Еще как можно! — поднес к его носу окровавленный кулак лейтенант. — Спуститесь вниз слева от поста — там тропка удобная серпантином.

— А мины-ы?..

— Нет там никаких мин! — отрезал Александр: старлей, которого он сменял, рассказал, что его бойцы от скуки разминировали тропку, чтобы мотаться в кишлак за абрикосами и яблоками, но не советовал делиться информацией со своими подчиненными — с непривычной фруктовой диеты солдат прошибал такой понос… — Обойдете и посмотрите с той стороны — нельзя ли подобраться снизу. Понял, сержант? Выполняй!

Можно было, конечно, связаться с командованием, доложить о случившемся, мужественно выслушать все матюги начальства, дождаться помощи, но… Молоденький лейтенант в Советской Армии и без того — скотинка бесправная. А стоит лишь дать повод — и любой, у кого на погонах хотя бы на звездочку больше, будет готов вытереть об тебя ноги. «Это тот, у которого солдат потерялся?» — будут говорить все встречные и поперечные, и от позорного клейма не отделаешься до самой пенсии. Нет, пока оставался хотя бы призрак шанса, что проклятого первогодка Максимова удастся спасти, Бежецкий готов был цепляться за него, как утопающий за соломинку.

Мокрый, как мышь, Перепелица возвратился, когда солнце чуть-чуть не касалось далекой горной гряды на западе. Стоило посмотреть на лицо, по которому изможденный солдат размазывал кашу из пота и красноватой пыли, как становилось понятно, что хитрец на этот раз не манкировал приказом, отсиживаясь где-то неподалеку, а добросовестно сделал все, как было велено.

«Поделом тебе, — мстительно подумал Александр. — Заречешься после такого над пацанами измываться. Меня-то вряд ли в „мамлеи“[6] разжалуют, а вот чтобы у тебя „соплю“-другую с погона сгребли, я уж постараюсь! Младшим сержантом на дембель поедешь на ридну нэньку Украйну! Ато и ефрейтором…»

— Нет там николы… — доложил тем временем сержант. — Шукали, шукали…