Мне остается только изображать из себя делового да важного, мол не по чину мне объяснять рядовому составу за стойкой, как правильно портянки мотать. Однако бабуся совсем не так проста, как могло показаться на первый взгляд.

— Причина подачи документов? — бабуся задает один из тех канцелярских снайперских вопросов, на который у нормального человека никогда не бывает ответа. Однако Анюта у меня тоже не лыком пошита, под обстрелом противника не теряется:

— Достижение совершеннолетия, — отвечает она, не моргнув глазом, вызывая мое невольное уважение.

Так-то я сам старый буквоед от техники безопасности. Но перед махровым бюрократическим подходом пасую даже я. Там, где нет логики, мой разум бессилен. Указать такую причину сам ни за что бы не догадался.

— Вовремя. Завтра начинаются занятия, — бабуся посмотрела на Анюту так, будто та в последний момент выскочила из зоны боевого поражения.

— Как граф собирается оплачивать учебу? — бабка походу решила долбануть из главного калибра, но Анюту с настроя не сбить, отвечает без малейшей запинки:

— По праву рода граф желает подать прошение на бесплатное обучение, — она выкладывает на стойку перед бабкой какую-то бумагу с большой гербовой печатью, будто это не бумажка, а самая непробиваемая в мире броня.

Ведя позиционную окопную перестрелку через регистрационную стойку, на пару они быстро заполняют анкету, заявление и даже прошение. Мне остается только подписать. Я успел глянуть Анюте через плечо и подсмотреть Сережину простоватую нетвердую подпись. Мой вариант подписи бабуську вполне устроил.

— Осталось определиться с учебной специальностью, — когда я уже почти расслабился, бабуська решила подстрелить наш бомбардировщик в момент разворота и взятия обратного курса на аэродром, — Дар какой у вас?

От ведь, а? И главное смотрит прямо на меня, нет чтоб Ане этот вопрос задать. Я усиленно строю из себя витающий в облаках метеорологический зонд, не имеющий к военным действиям ни малейшего отношения. А вдруг и Анюта не знает, какой у меня дар? Это будет номер, но… Анюта приходит мне на помощь и сбивает пущенную бабкой ракету из комплекса ПВО:

— Картограф, — чеканно отвечает Анюта.

— Ах, вот оно как, — бабка вдруг перестает смотреть на меня словно через прицел, взгляд ее мягчает, — Ну это ничего, граф. Какой-никакой, а все же дар. Если умом не обделен и руки прямые, и с таким даром прокормишься.

Я прям проникся к бабуське теплыми чувствами. Будь я вчерашним мной, даже позвал бы ее в клуб на тематическую вечеринку «для тех, кому за семьдесят». И хотя я теперь перешел в другую, так сказать, возрастную категорию, кидаю взгляд на карточку, где четким почерком чернилами выведено имя:

— Спасибо вам, Вероника Кондратьевна. Совет ваш пригодится.

— Чего там, — бабка попыталась отмахнуться, но по розовеющим щечкам вижу, что мое уважительное отношение ей приятно. Напоследок мне удалось-таки произвести точный выстрел в бабкино сердце, — Завтра к двенадцати, прошу не опаздывать.

— Буду в срок, — для усиления поражающего эффекта прищелкиваю каблуками на военный манер.

Определенно, с такой бабкой если не дружить, то уж во всяком случае не враждовать. Мне, старому номенклатурщику, таких женщин на объектах видеть доводилось. Кремень, а не женщины.

Всю обратную дорогу я аккуратно пытался вывести Анюту на разговор о моем даре, но практически ничего не добился. Узнал только, что сама она и такого дара лишена, то есть магия ей не светит от слова совсем. Она сообщила лишь, что про магов огня, воды, земли и ветра знает любой дурак, а картографы встречались только в нашем роду Кротовских, и говорить на эту тему считалось дурным тоном.

— Сережка, не приставай, я сама толком не знаю. Матушка твоя носила тебя младенчиком к оракулу. Тот и определил твой дар. Тогда еще и отец твой был жив. Они сильно расстраивались, хотя виду не показывали. Так-то.

— А Матвей Филиппыч? Может он что-то знает про картографов?