— Эй, чего вцепился, как клещ, — пеняет мне Анюта, пряча смущение за показной строгостью, — Надо поторапливаться. Забыл? Тебе к двенадцати надо быть. Быстро переоденусь и выходим.

— Отставить переодевание, — в свою очередь пытаюсь спрятать собственную неловкость за показной суровостью, — До могуча сам доберусь. А вы с дедом занимайтесь переездом… только денег на проезд дайте.

Анюта одаривает меня оценивающим взглядом. Понимаю, нелегко в одночасье переменить мнение о человеке. Но в свете последних событий она все же приходит к выводу, что до могуча я и в самом деле смогу добраться без сопровождения. На пару с дедом они набирают по карманам мелочи на проезд. Мне неловко брать у них последние деньги, но ездить зайцем терпеть не могу. Я уже собираюсь выходить из дома, когда Аня меня окликает.

— А перстень?

— Что перстень?

— Перстень взял?

— А надо?

— Сдурел? — она убегает в мою комнату, забирает со стола перстень и приносит мне, — Ты как без него в магуч собрался? Точно сам доберешься?

— Ну, забыл про перстень, бывает. Посконников, гаденыш, сбил с панталыку, — отвираюсь как умею, пятясь за порог, — Все, я умчался. Постарайтесь сегодня все перевезти. А завтра ты мне понадобишься. Хочу посетить свою фабрику. Надеюсь, составишь мне компанию.

Разворачиваюсь и прибавляю шагу. Не пропустить бы поезд. Не дай бог, не успею к двенадцати, Вероника Кондратьевна запишет в личные враги. Я таких женщин знаю…

В этот раз до Петербурга добрался без приключений. Разве что кассир пересчитывал мою мелочь с таким недовольным видом, будто я его оскорбил в лучших чувствах. Ну извини, родной, если ждал от меня новенького хрустящего червонца и небрежной фразы: оставьте сдачу на чай, — то это ты не по адресу…

Сойдя с электрички, на трамвае решил сэкономить и прогулялся пешком. Молодому телу гулять полезно. Вот только срезать путь через дворы оказалось плохой затеей. Нарвался на трех типов, что возились с лошадью. Толи запрягали они эту лошадь, толи распрягали. Но были на взводе и чем-то недовольны. Впрочем, лошадь тоже радостной не выглядела и даже пыталась взбрыкивать. А тут им я попался… весь такой красивый в гимназистской форме.

— Тю, вы гляньте, — типы с удовольствием отошли от нервной лошади и обступили меня, — Какой благородь тута ходит… а ну-ка, благородь, отсыпь табачку…

— Не зажалей монетки для хороших человеков…

Втягиваю голову в плечи и сжимаюсь, изображая испуг. Суетливым движением засовываю левую руку в карман ученических брюк, как бы спеша исполнить требование грабителей. Якобы ухватываю в кармане что-то, может кошель, может кисет с табаком, и делаю вид, что рука в кармане застряла. Якобы пытаюсь выдернуть руку, но рука с зажатым в ней предметом не выдергивается. Дергаю раз… второй… ну, кто первый поведется?

Первым повелся тот, который стоял слева. Не самый удачный вариант. Но и так сойдет:

— Да что ж ты достать никак не можешь.

Тип всплескивает руками и подшагивает ко мне с намерением помочь вытащить застрявшую руку и… получает удар в горло.

Кидаюсь бежать. Двое оставшихся бросаются за мной. Срываю с головы фуражку и хлещу ею кобылке по глазам. Строптивая лошадь вздрагивает весь телом, дергается и лягает задним копытом одного из преследователей. У-у, как бы бедолага не лишился возможности производить на свет потомство.

Заскакиваю в ближайший подъезд. Захлопываю за собой дверь. Но вверх по лестнице не бегу. Произвожу бег на месте, отстукивая по полу каблуками, чтоб грабитель подумал, будто я на самом деле продолжаю бежать. А сам отступаю в сторону и прижимаюсь к стене.