– Чукчина, я просила твою маму зайти в школу. Еще вчера.

– Да.

– Что «да»? Почему мама не пришла? Я с тобой разговариваю, ты можешь смотреть на меня?

Полине пришлось смотреть на Людмилу Васильевну.

– Да.

– Что «да»?

– Я смотрю на Вас.

– Мама почему не пришла?

– С работы не отпустили.

– Если завтра твоя мама не придет, я сама приду в гости, ты меня поняла?

Полина кивнула. Теперь можно было снова смотреть не на нее.

Людмила Васильевна еще немного постояла рядом с наблюдающей за толпой у раздевалки Полиной. Полина слышала, как она цокнула языком, глубоко вздохнула, а на выдохе прошелестела: «Чукчина». И ушла.

Толпа уже почти рассеялась, и Артема в ней не оказалось. Полина вошла в раздевалку, на всякий случай позаглядывала в лица оставшимся школьникам и, взяв свое пальто, вышла на улицу.

Внутри у Полины было как-то слякотно, а снаружи она и не заметила, но вроде накрапывал дождик.

Артем ждал у ворот. Она хотела махнуть ему рукой, хотела побежать, но, спрятав радость за еле заметной улыбкой, просто ускорила шаг. Полине уже оставалось не так много, может, метров пять, но Артем не стал дожидаться, пошел прочь от школьных ворот. Полине пришлось его догонять.

Она догнала. Подстроилась. Шла рядом.

«Если я права, – эту мысль Полина обдумывала на протяжении всего урока физики, – то нет никаких слоев сознания. Нельзя с одного переключиться на другой. Нельзя жить в своей мечте. Потому что нельзя сшить ее из обрывков желаний таким образом, чтобы потом завернуться в нее как в одеяло.

Если я права, и есть только больной, немощный человек, который боится умереть, не увидев сестры, то…»

– Ты ведь можешь ей позвонить? – наконец нарушила молчание Полина.

«…то он не прав», – закончила она свою мысль.