– Я не могу! – зарыдала Танечка. – Он на обезьяну похож.

– Надо, дочка, надо, – уговаривал Орлов. – Это он сейчас как обезьяна. Но если его побрить и помыть, он совсем как человек будет.

– Он пукает, – привела довод Танечка.

– Ну и что, дочка? Все пукают. И я пукаю, и ты пукаешь, и бабушка, которая в Крыжополе живет, тоже пукает. Славный предок наш, Николай Орлов, который еще при Бородине сражался, тоже пукал. Основатель рода нашего, варяг Чмурик, ближайший сподвижник Рюрика, тот тоже пукал, и громко, шельмец, пукал. Даже на пирах княжеских, бывало, выдавал задом гром зловонный.

– Мы что, потомственные пердуны? – в ужасе простонала Танечка.

– Да, дочка, – кивнул Орлов, признавая страшную правду. – Все наши предки до двадцатого колена пукали. Тебе на роду написано связать свою судьбу с этим человеком. Он пукает, ты пукаешь…. У вас так много общего. Анальная музыка вас связала.

– Долго еще будете свадьбу затягивать? – сердито закричал Гриша. – Гости скучают, Тит весь на гормоны изошел. А у меня еще культурная программа запланирована. Стриптиз в исполнении твоих подружек. Так, Гапон, венчай их.

Тит подскочил к рыдающей Танечке, схватил ее за попу и потащил к алтарю. Святой старец Гапон молитвенно сложил руки, и спросил, является ли желание жениха и невесты вступить в брак обоюдным и добровольным. Тит закричал, что хочет идти в брачный сарай, Танечка сказала, что замуж идти не желает, но ее мнением никто не интересовался.

– Объявляю вас мужем и женой, – торжественно провозгласил Гапон. – Можете поцеловаться.

Тит сорвал с Танечки фату, распахнул пасть, и навис над ней, дыхнув в лицо благородной особе своим убойным выхлопом. Танечка позеленела и ее вырвало. Схватив супругу в охапку, Тит потащил ее к брачному сараю.

– Давай, Тит! – подбадривал Гриша. – Сломай ей все, в том числе и кровать.

Тит с Танечкой скрылся в сарае, дверь за ними захлопнулась. Бывший помещик Орлов, бледный и вспотевший, с ненавистью поглядел на Гришу. Грише это не понравилось. У него возникло подозрение, что холоп Орлов его не любит.

Брачная ночь, начавшаяся засветло, была шумной и бурной. Танечка визжала непрерывно, Тит ревел, как животное, из сарая слышался грохот, скрип кровати, какие-то жуткие ритмичные удары. Танечка вначале звала на помощь, затем взывала к высшим силам, в итоге, поняв, что никто ее не спасет, просто вопила и рыдала. Слушая все это, Гриша ощутил укол зависти. Ни одна девушка под ним не шумела и вполовину так же громко и долго, как Танечка под Титом. А тут еще Матрена, внимательно прислушивающаяся к шуму из брачного сарая, взяла и спросила:

– А почему у нас с тобой бывает не так громко?

Гриша заскрипел зубами от злости, и нехотя оправдался:

– Потому что я тебя жалею. Если бы я дал себе волю на сто процентов, ты бы вообще могла этого не пережить.

Матрена нежно погладила его по плечу, а затем взмолилась:

– Любимый, ты меня больше не жалей. Я выносливая, сильная, я все переживу. Дай себе волю!

Слушая эти просьбы, Гриша с ненавистью ворчал:

– Ну, Тит! Вот и делай людям добро. Знал бы я, что он такой половой гигант, приказал бы его кастрировать перед свадьбой.