– Исполнили твое повеление, барин, – доложился надзиратель. – Совершили торжественный крестный ход, восславили господа за ниспослание нам тебя.
– Так идите, и еще раз его совершите, – приказал Гриша. – Идите, идите. И чтобы до вечера здесь не появлялись. До завтрашнего! Можете крестным ходом до пруда пройтись, и там помыться заодно.
– Это можно провести как акт массового крещения, – шепотом сообщил на ухо святой старец Гапон. – В истории уже был прецедент.
– Они ведь, вроде бы, и так все крещеные, – заметил Гриша.
– Ну, так второй раз-то не повредит, – резонно заявил Гапон.
– Точно, – похвалил святого старца Гриша. – Голова!
– Холопов кормить? – меж тем спросил надзиратель.
– Ясное дело! Кормить! – возмутился Гриша. – Но после, – тут же добавил он. – В кормлении ведь что главное? Главное знать меру. Если много и часто кушать, – с этими словами Гриша скатал в рулон пять блинов, окунул их в сметану и проглотил, не жуя, – можно серьезно подорвать здоровье. Возникает дополнительная нагрузка на сердце, – Гриша зачерпнул половником черную икру, и сожрал ее столько, сколько и из племенного осетра не вытрясешь, – и на прочие органы. Самый вредный из продуктов – мясо. От него все беды. Если мясо кушать, можно холестерином сильно заболеть. Лишний вес, опять же. Какой из холопа работник, если он толстый, как бочка? А ежели он работать на благо меня, то есть барина, не может, то он, выходит, нехристь, потому что я же наместник бога и все дела, и на меня надо работать и молиться. Нет, с кормлением холопов нужно быть поосторожнее. В этом деле лучше недокормить, чем перекормить. Объедание очень вредно. Есть у меня один кореш, Колька Скунс… ну, да вы его все равно не знаете. Так вот он однажды пришел к подруге в гости, а у той на столе стоит огромное блюдо с пирожными. Подруга, значит, в душ метнулась, чисто подмыть себе все, что полагается, а Колька голодный был, как скотина, к тому же он к пирожным с детства неравнодушен. Увидел он тазик с пирожными, как накинулся. Думает – штуки две-три сожру, никто и не заметит. А сам жрет и жрет. Уже чувствует, что пирожные через нос обратно лезут, а он пальцами ноздри заткнул, и дальше жрет. И сам же, главное, понимает, что завязывать пора, а остановиться не может. Так все пирожные и сожрал, паразит. Даже пустую тарелку в трех местах надкусил, когда крошки слизывал. А тут телка подмытая из душа выходит. Идут они в спальню, чтобы все культурно было, как в кино. А Колька чувствует, что его сейчас разорвет. Живот раздулся, тошнит жутко, на клапан давление в пятьсот атмосфер. Ему бы на парашу рвануть, да он постеснялся. Хотел уйти, да тоже нельзя. Потом ведь все друзья засмеют, будут импотентом обзывать. Его раньше вялой колбасой называли, когда я всем рассказал, как он на спор ртутный градусник об свой член разбить не смог. Я-то смог! А он нет. Бил, бил, не разбил. Три банки пива мне проиграл. Так что вялая колбаса, это неприятно, но импотент еще хуже. К тому же я эту телку знал, она бы мне все рассказала, а я бы вообще всем рассказал, что у Кольки Скунса колбаса не вялая, а вообще увядшая, и еще бы про размер что-нибудь придумал, типа она не только увядшая, но и усохшая. И Колька, короче, боясь огласки, полез на телку. Ну а когда у тебя глаза на лоб лезут от большой нужды, тут не до секса, да и вообще не до чего. Короче, корячился он, корячился, телке это надоело. Решила она дело в свои руки взять. Уложила Кольку на кровать, а сама на него сверху залезла. Как прыгнула на нем разок-другой, так весь крем из Кольки и выдавила. С тех пор мы его не вялой колбасой обзывали, а большой жопой.
Все свадебные гости, и холопы, и надзиратели, внимали в благоговейном молчании. Гришу слушали, как пророка, изрекающего слова божественного откровения. Чувствуя себя Моисеем, только что озвучившим народу полученные от высшего руководства правила поведения, Гриша громко кашлянул в кулак, и официальным тоном добавил:
– Всем холопам в честь свадьбы Тита и Танечки назначаю внеочередной бессрочный курс лечебного голодания. Так что продолжайте крестный ход, пока раком на горе не свиснут. Все, свободны. Не смею задерживать.
Подгоняемые надзирателями, холопы, покачивая хоругвями и знаменами, вновь пошли на окраины крестным ходом, затянув хвалебную песню. Гриша, слушая их завывания, пробормотал:
– Надо им репертуар обновить. Интересно, они что-нибудь из шансона могут?
Холопы удалились, свадьба продолжилась. Низложенный помещик Орлов пытался препятствовать церемонии, Танечка тоже отказывалась идти замуж, тогда Гриша, потеряв терпение, гневно заявил, что или все будут делать то, что он скажет, либо невеста и ее отец получат приз в виде сорока веников в зад каждый. После этого помещик Орлов резко пересмотрел свою позицию, и стал горячо уговаривать Танечку быть хорошей девочкой.
– Даю тебе свое благословение, дочка, – торжественно произнес он. – Совет да любовь и детишек побольше.
– Папа, ты что? – зарыдала Танечка. – Ты погляди на эту образину!
Образина, он же Тит, стоял в сторонке и с нетерпением ожидал, когда можно будет вести Танечку в брачный сарай. Сперва Гриша хотел позволить новобрачным провести первую брачную ночь в одной из комнат особняка, но затем передумал. Пускать Тита в человеческое жилище было так же неразумно, как привести в дом хорошо накормленную корову, и оставить на ночь. К тому же Танечка по своему социальному положению теперь являлась крепостной, и как всем крепостным ей полагалось заниматься сексом в брачном сарае. Гриша специально приказал поставить там кровать (обычно холопы спаривались на голой земле), а чтобы создать романтическую атмосферу, украсил внутренность сарая цветами с клумбы. Заодно надзиратели показали ему две дырочки в задней стене сарая, через которые можно было наблюдать за происходящим внутри. Гриша, понимающе улыбаясь, погрозил надзирателям пальчиком. Те даже обиделись на подобный намек. Они пояснили барину, что никакого возбуждения подглядывание не вызывает, один только смех, потому что тупые холопы даже сексом занимаются тупо и потешно.
– Дочка, ты меня послушай, я тебе только добра желаю, – уговаривал Танечку отец. – Да, с виду он не красавец, но мужчину ведь не по внешности оценивают.
Тит грянул задом, помещик Орлов, едва не разрыдавшись от накатившего смрада, добавил:
– И не по запаху. Я уверен, что у него много достоинств.
Насчет многих достоинств Гриша был не уверен, но одно очевидное достоинство Тита давно уже нетерпеливо выглядывало из-под фрака.