Всё так же молча улыбаясь, Махит поднялся на крыльцо и скрылся в доме.

— Какого хрена, Дякин? — с тихой злостью сказал Лузгин. — Зачем понадобилось запихивать меня в эту вонючую яму? И ты знаешь, кто там на цепи сидит?

— Да знаю я, — ответил хмурый Дякин и объяснил, что погреб — это вроде алиби на случай, если бы «духам» пришлось уходить: солдаты при зачистке нашли бы Лузгина как «духовского» пленника и соответственно с ним обращались.

— Какое благородство. — Лузгин ткнул пальцем в мятую повязку. — А это зачем?

— Навроде пропуска, — ответил Дякин.

— Как там дела? Отбились наши? — Лузгин махнул рукой в направлении блокпоста.

— Потише, ты, — сказал тревожно Дякин, и Лузгин выдохнул, холодея: «Не может быть», — и Дякин остро глянул на него, и Лузгин уже больше не спрашивал. Вот, значит, как всё обернулось. И ты ведь знал, что так и будет, знал ещё ночью, когда видел зарево, и пулевые трассы, и эти машины на улице и слышал топот и наглые крики, и когда сидел в погребе и думал про ребят, все уже были убиты и лежали там мёртвые, а ты был живой и думал об одном — чтоб не воняло.

Из дома вернулся Махит с чёрно-зелёной тряпочкой в одной руке и сумкою в другой. Дякин молча взял тряпочку и повязал её на рукав лузгинского пуховика.

— Простите, в дом не приглашаю, — сказал Махит, протягивая сумку. — Ваш друг вас накормит. Полагаю, он вам объяснил…

— Объяснил. Я свободен?

— Безусловно, — ответил Махит. — И тем не менее я не сомневаюсь в вашей готовности до конца исполнить свой журналистский долг.

— В каком это смысле?

— Возвращайтесь сюда после завтрака. Часа вам хватит?

— Хватит, — ответил Дякин. — Давай, пошли.

— И побрейтесь, пожалуйста, — с мягкой улыбкой добавил Махит. — И вообще, приведите себя в должный вид.

— Идём, Володя, — Дякин тянул его за руку.

На пути к воротам Лузгин прошёл мимо широкого, ровно сиявшего в утреннем сумраке окна и увидел за прозрачной занавеской плечи и головы плотно сидевших за столом мужчин, черноголовых или бритых; через стекло донёсся рокот голосов, говоривших на чужом языке, и Лузгин понял, почему его туда не пригласили. За воротами у деревянного столба курил тот самый парень, что выпустил его из погреба, и с явной завистью смотрел на освещенное окно, со скуки щёлкая скобой автоматного предохранителя.

— Аллах акбар, писатэл! — сказал парень и показал Лузгину маленький кулак.

— Воистину акбар, — ответил Дякин.