Одним из важнейших результатов деятельности логических позитивистов, полученных в основном благодаря Рудольфу Карнапу (см., в частности, [19]), была разработка принципа верификации.
Верификация (от лат. verus — истинный и facio — делаю), процесс установления истинности научных утверждений в результате их логической или эмпирической проверки [14].
Логическая проверка является критерием научной осмысленности предложений, составляющих ту или иную научную теорию. Под такой проверкой понимается соответствие структуры предложения логическим правилам. Если предложения в принципе не поддаются чувственной проверке, то они считаются лишенными научного смысла. Более того, по мнению радикальных представителей неопозитивизма, само содержание таких предложений является реально не существующим и поэтому они лишены не только научного, но и всякого смысла. Например, предложение: "существуют ли вещи в себе"?
Р.Карнап (1891–1970)
Эмпирическая проверка состоит в сопоставлении предложений, составляющих научную теорию, с фактами чувственного опыта. Т. е. это критерий истинности или ложности специальных наук. Те, что такой проверке поддаются, следовательно, являются научно осмысленными, и подтверждаются фактами, считаются истинными.
Попытаемся верифицировать известное определение материи, данное Лениным в предложении:
"Материя — это объективная реальность, существующая независимо от сознания и данная нам в ощущениях".
Это высказывание очевидно не верифицируемо, поскольку в принципе не поддается проверке, которая может осуществляться только при наличии сознания. Позитивист мог бы возразить, что данное предложение не верифицируемо уже потому, что оно метафизично. Но ведь марксисты считают диамат не метафизикой, а наукой ("о наиболее общих законах" и т. д.). Следовательно, принцип верификации здесь вполне применим.
Судя по тому, как понимал Ленин разницу между "вещью в себе" как еще не познанного, и "вещью для нас", как того, что уже познано [4], первая часть определения материи может быть отброшена: "материя — это то, что дано нам в ощущениях" (но еще и существует вне сознания). Но это не материализм, а наивный реализм. В связи с этим интересен отзыв Л.Витгенштей-на о трудах и личности вождя мирового пролетариата: "… ленинские сочинения по философии, конечно, полный вздор, но он, по крайней мере, хотел что-то сделать".
Нельзя не обратить внимания на последствия пренебрежения Лениным анализа логики собственных утверждений. Кроме существования независимо от сознания, он, следуя Марксу и Энгельсу, широко практиковал в качестве критерия истинности "общественную практику". Применительно к вопросу о существовании "вещей в себе" это выглядит так: раз независимо от сознания существующие тела работников (что неявно предполагается как само собой разумеющееся) в процессе трудовой деятельности достигают желаемых результатов, то субъективные восприятия и ощущения этих тел-работников адекватны действительности, иначе бы они, прежде всего, умерли бы от голода. Но они живут и достигают желаемых результатов. Следовательно, тела существуют не только в сознании, но и независимо от сознания. Здесь налицо логическая ошибка "petitio principii" — круг в доказательстве: в качестве исходной посылки неявно используется то, что доказывается в данном тезисе. Недаром в гимназическом аттестате В.Ульянова была единственная четверка — по логике. По всем остальным предметам, включая "Закон Божий" — пятерки.
Введение принципа верификации было значительным шагом вперед в эпистемологии как научного, так и философского мышления. Разработанные логическим позитивизмом формально-логические критерии осмысленности тех или иных положений, в частности философских, заставили более требовательно отнестись к их доказательности, потребовали уточнения специфики философской аргументации. После появления этого принципа в философии уже нельзя пытаться получать новые знания путем анализа понятий и их определений, стало невозможным всерьез рассматривать гегелевскую фразеологию типа "Сама в себе и для себя сущая самость". Значение принципа верификации и в том, что он потребовал явного сведения всякого научного (добавим — и метафизического в смысле Канта) утверждения к опытной, т. е. чувственной проверке, для подтверждения его осмысленности и истинности. Под метафизикой в смысле Канта, как выше уже указывалось, нами понимается анализ методами рационального мышления подходов из "посюсторонности" к возможностям постижения "потустороннего", трансцендентного.
Понятно, что поскольку теоретическая метафизика посюстороння, то она может использовать, как и наука, только дискурсивное мышление. Отсюда важность философии науки для целей данного практикума, следовательно, и изучения основных идей логического позитивизма.
Несмотря на позитивное значение принципа верификации для философии науки, с его помощью логическим позитивистам не удалось достигнуть главной поставленной цели — редукции теоретических описаний к протокольным предложениям. Научное знание оказалось не сводимым к чувственному опыту. Многие имеющие смысл утверждения науки оказались непосредственно не проверяемыми опытным путем. Это заставило перейти от строгого и исчерпывающего принципа верификации к его ослабленному варианту в виде частичной или косвенной верификации, или эмпирической подтверждаемости: лишь то предложение научно, истинность которого можно хотя бы частично подтвердить эмпирически. Поскольку некоторые следствия из общих предложений могут быть проверены, то они могут считаться научными и, в случае верификации указанных следствий, они могут считаться истинными. Однако и этот вариант оказался несостоятельным. Поэтому пришлось принять еще более ослабленный принцип — верифицируемости, состоящий в наличии только принципиальной возможности проверки при отсутствии возможности проверки реальной.
Но и это не спасало доктрину логического позитивизма, поскольку не верифицируемым оказался сам принцип верификации. Все это привело к тому, что господствовавшая в философии науки около 30 лет доктрина логического позитивизма, несмотря на все попытки ее совершенствования, к середине 50-х годов ХХ в. утратила свое влияние. Концом логического позитивизма считается публикация в 1950-х годах серии статей одного из бывших членов Венского кружка К.Гемпеля, в которых были показаны принципиальные затруднения, непреодолимые в рамках данной концепции.
На смену логическому позитивизму пришли другие направления неопозитивизма — лингвистический анализ в Англии (Г.Райл, Дж. Уисдом и др.), истоками которого явились работы Д.Мура и позднего Витгенштейна; в США — школа логического прагматизмом (У. Куайн, М. Уайт, Н. Гудмен и др.).
Цель лингвистического анализа все та же — устранение из философии метафизики. Но анализом не логики высказываний, а их семантики. Для этого использовалось выражение абстрактных терминов через их "референты", т. е. конкретные термины, из которых они были абстрагированы. Это старая, известная еще со средних веков, концепция номинализма. Противостоящая ей концепция реализма, уходящая корнями к античному платонизму, исходит из реального существования универсалий, т. е. общих понятий в мире идей, воплощением которых в действительном мире являются единичные вещи — номиналии. В номинализме наоборот, общие понятия, универсалии, являются обобщением свойств номиналий. Используя последнюю точку зрения, адепты лингвистического анализа пытались изгнать из науки все чувственно не наблюдаемые понятия, сведя их к словам обычного, разговорного языка, которые соответствуют наблюдаемым фактам. Но эта редукция совершенно не интересна в философском отношении.
Можно только отметить, что по мнению автора работы [11], благодаря лингвистическому анализу в английской философии утвердился "ужасно утомительный, скучный, нудный, как осенний дождь, способ философствования … Мелочные уточнения, вопросы и контрвопросы, кропотливое копание в оттенках значений слов, или, говоря словами сторонников такого философствования, "мелкие пункты, простая дикция, медленный прогресс и детальная аргументация", стали той отпугивающей скорлупой, под которой далеко не всегда кроется здоровое ядро философской мысли".
Подводя итог, можно утверждать, что логический позитивизм внес большой вклад в разработку формальной логики, которая была использована при разработке языков программирования и архитектуры электронно-вычисли-тельных машин, следовательно, информационных технологий. Лингвистический анализ дал много ценных результатов для лингвистики. Но философии это движение дало очень мало, если не считать того, что была доказана невозможность устранения из науки принципиально непроверяемых, т. е. "метафизических" понятий и принципов.
Тем не менее, стремление формализовать научное творчество, чтобы доказать, что человек — это на самом деле машина, явившееся глубинным импульсом движения неопозитивизма, осталось. Развитие науки также поставило задачу понимания закономерности ее развития, что в рамках логического позитивизма и лингвистической философии было принципиально невозможным. Это привело во второй половине ХХ в. к возникновению множества альтернативных неопозитивизму взглядов на науку и закономерностей ее развитие, получивших общее название постпозитивизма.