Не спалось ни хрена. Ворочался на своем тощем матрасике с боку на бок, сна ни в одном глазу. Еще и из комнаты Златы эти всегдашние охи-вздохи…
Выполз из-под одеяла, накинул гимнастерку, спустился на кухню. Набулькал в стакан воды из чьего-то чайника, присел на подоконник.
Все получится, дядя Саша. Должно получиться, просто не может не получиться.
Все получится…
Скрипнули половицы. В дверях возник изящный женский силуэт с распущенными волосами.
— Не спится, Саша? — тихо спросила Злата.
— Да вот, что-то да… — хмыкнул я. — Твой клиент уже ушел?
— Да, — Злата шагнула ко мне и присела рядом. Привалилась к моему плечу. — Саша, это же не навсегда? Когда-то это ведь закончится? Или мы теперь все время будем вот так? Под фрицами?
— Закончится, милая, я тебе обещаю, — я обнял ее за плечи и погладил по голове. Она тихонько всхлипнула.
— Мне иногда кажется, что я больше не выдержу, — сказала она совершенно спокойным тоном. Дьявольски спокойным. — Кажется, что однажды утром я проснусь, возьму нож и просто убью Фиму и себя. И тогда все точно закончится.
— Ты так не поступишь, — уверенно сказал я. — Ты сильная. Сильнее, чем все, кого я знаю. И мы еще станцуем с тобой вальс на площади, когда фашистов из Пскова погонят. И город станет еще красивее, чем раньше.
На душе скребли кошки. Проклятая война. Она обязательно закончится. Но Злата… Умная и сильная, отличный боевой товарищ, которой я безо всяких сомнений доверил прикрывать себе спину… Будет ли у нее все хорошо? Ведь когда война закончится, изо всех щелей выползет толпа моралистов, которая припомнит Злате то, чем она занималась в оккупации. И…
— Раз ты так говоришь, значит так и будет, — сказала Злата и тихо засмеялась. — Спасибо тебе, Саша. Без тебя было бы совсем тошно.
Она легонько чмокнула меня в щеку и, легко ступая, ушла к себе.
Надо поспать, да. Неизвестно, когда еще я смогу спокойно лечь и целую ночь проспать. А я сычую вместо этого.
Одним глотком допил воду и поднялся к себе.
В комендатуру я явился в половине девятого. Из всех сотрудников — только караульный на входе. Кивнул мне сонно и махнул рукой. На лице — явные следы вчерашнего перепоя. Графа на месте еще не было. Да и не должно было быть, он на вчерашнем собрании обмолвился, что утром у него какое-то совещание в Поганкиных палатах по поводу очередной выставки. В музей теперь русских не пускали, вход был только для немцев. Граф распорядился. Мол, русские не умеют понимать искусство, темное быдло, им незачем. Еще до того, как мы в Царское Село уехали.
Значит у меня есть немного времени, чтобы осмотреться в его кабинете. Последнюю неделю он меня туда не впускал практически.
Даже ключ от его двери мне больше не поручали.
Впрочем замок на ней такой себе, как говорится, честного человека может и остановит…