Фон Белов стоял в дверях и смотрел на знакомые лица Гёринга, Гёббельса, Химмлера, Кейтеля, Тодта и Шпеера, Фрика, Мартина Бормана…

Лица были нехорошие.

«Хреновато тут у нас», — отстранённо подумал адъютант, впадая в то нежное состояние, когда ни мокрые штаны, ни угроза смерти, ни даже кровавый большевистский кошмар по имени Коля — словом, ничто уже не волнует и не пугает.

— Группа пролетарского гнева, — на сносном немецком сказал русский майор, многозначительно покачивая автоматом. — Товарищ Сталин просил передать привет участникам съезда.

В зале воцарилась такая стылая, нездоровая тишина, как будто одно лишь имя русского тирана выбило всю силу из бонз Рейха. Всё происходящее было слишком… слишком… Гёринг помутнел глазами и выронил изо рта королевскую креветку. Химмлер сдавленно кашлянул и поднял руки.

— Ты чего грабли задрал? — дружелюбно спросил квадратный. — Они у тебя лишние?

— Никак нет, господин офицер, — сиплым голосом ответил рейхсфюрер, неуверенно вставая по стойке «смирно».

— Господа все в Байкале, — сообщил русский. — В две шеренги по росту стано-вись! Ты, нибелунг, писать умеешь?

Он толкнул фон Белова за стол, кинул ему захваченную из приёмной стопку бумаги и карандаш.

— Граждане алкоголики и… — Русский запнулся в поисках нужного немецкого слова, но быстро нашёлся: — И капиталисты! До нашего возвращения составить полный список присутствующих, включая имя, звание и нехорошие болезни.

— Вы… уходите? — сглатывая пересохшим ртом, осмелился спросить Химмлер.

— Так мы ещё вернёмся. Вот капитуляцию примем — и вернёмся.

Фон Белов механически, словно какая-то непонятная сила овладела им окончательно, взял карандаш, сдвинул в сторону блюдо с ломтиками ананасов и расправил лист бумаги.

— Следующий, — сказал адъютант, аккуратно проставляя цифру «один» и провожая краем глаза неторопливо уходящих русских.

О том, куда они направляются, фон Белов постарался не задумываться.

— Я выше ростом! — донеслось до его слуха сдавленное шипение. Кажется, Гёринг сцепился с Гиммлером за право первой строчки.