Так бывает.
Так бывает.
— Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощённые народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Козьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Да пребудет с вами победоносная сила великого Ленина!
Далеко, далеко в небе, в тесном транспортном отсеке маленького инопланетного бомбардировщика капитан Эклипс оттирала с лица лейтенанта Половинкина засохшую кровь.
— Да сиди ж ты тихо! — в очередной раз со смехом сказал Коля и пнул копошащегося на полу отсека Гитлера ногой. Гитлер что-то взвякнул и снова смолк. Кусаться бывший фюрер больше не рисковал.
— Ты сам не дёргайся, — с возмущением потребовала Юно, — рана опять откроется.
Коля приобнял девушку.
— Ничего, — тихо сказал он, — нам бы этого гада довезти обязательно, а бошку потом заклеим, ничего.
Гитлер, завёрнутый в тяжёлую бордовую портьеру из его же собственного роскошного кабинета, заскулил под ногами.
— Вот здесь… — сказал Старкиллер, протягивая Половинкину какую-то, что ли, леску, — а узел за спиной.
— Дельно, — согласился Коля, с трудом наклоняясь к пленнику.
— Что это ещё за верёвочка? — с сомнением сказал Гхмертишвили. — Разве такая тонкая выдержит?
— У друзей верёвочки не рвутся, — заметил Мясников. — Довезём в лучшем виде, прямо товарищу Сталину.
— А какой он — товарищ Сталин? — неожиданно спросил Кожедуб по внутренней связи. Ночь за штурвалом давала себя знать — Юно не раз предлагала подменить, но упрямый лётчик кусал губы и полюбившуюся чудо-машину не уступал. Хотя в драки больше не лез и возможные районы с немецкой зенитной артиллерией обходил стороной.
— Товарищ Сталин? — задумчиво переспросил Половинкин. — Товарищ Сталин…
Он пытался найти такие верные слова, чтобы объяснить этим замечательным, ставшим по-настоящему родными ему людям, какой же он — товарищ Сталин. Но слова всё никак не находились, потому что некоторые вещи очень сложно объяснить словами; но и молчать было нельзя, и тогда Коля, искренно надеясь, что его всё-таки поймут, произнёс то, что, кажется, всегда знал сердцем:
— Товарищ Сталин… он отец.
Мясников вздрогнул и сдержал привычный ехидный хмык.
Юно вздрогнула, отстранилась и внимательно посмотрела на Колю.
Старкиллер вздрогнул и застыл лицом так, словно вся эта замечательная история вдруг открылась ему совсем с иной стороны.