Последние строчки он дочитывал, стоя лицом к окну, упершись в стол обеими руками и задумчиво глядя на серое здание багажного отделения. Кречко откинулся на стенку купе и полулежал с закрытыми глазами. Как и всякому человеку, далекому от искусства, ему любые стихи были в тягость. Но когда читает начальник — это святое. Приходько сидел на краешке полки и с жадностью внимал. Никто из них не заметил, что уже буквально три минуты в раскрытой двери их купе стоит миловидная женщина лет тридцати пяти и недоуменно вслушивается в строки стихов.
— Кто же автор? — недоуменно воскликнула она, — я очень люблю стихи, но это стихотворение ни разу не слышала. Или оно… из неодобренного? Ой, простите! Здравствуйте, товарищи военные!
— Здравствуйте, товарищ женщина, — как то неловко ответил Кречко. Волков скривился, но выдал не лучше:
— Здравствуйте-здравствуйте. Проходите, не стесняйтесь.
Он был при общевойсковых знаках различия, а вот Кречко щеголял в «гэбэшной» форме. На всякий случай они решили разделиться. К общевойсковой форме больше доверия, а «гэбистов» больше боятся. Вошедшая в их купе женщина наверняка в своей жизни о страхе перед представителями армии знала лишь понаслышке. Левая рука ее была занята дамской сумочкой, а правая сжимала чехол, в котором находился некий музыкальный инструмент в форме гитары. Если гитара была под стать чехлу, то она наверняка должна быть очень дорогой. Простые музыкальные инструменты в бархатных чехлах не возят.
Женщина была пострижена по последней московской моде; на нешироком, но выразительном лице ее слева от маленького носа было небольшое родимое пятно, размером с булавочную головку. Над верхней губой выступили капельки пота — в вагоне было натоплено. Темно-синяя сорочка и длинная (значительно ниже колен) юбка шоколадного цвета дополняли портрет незнакомки. Волосы у нее были русые, а выглядывающие из-под юбки лодыжки — словно выточенные из дорогого мрамора. На ногах ее были изящные дамские ботиночки на длинной шнуровке.
— Полагаю, что вы не обидитесь, если я вам уступлю свое место, — Андрей Константинович вылез из-за стола, — позвольте представиться: комиссар госбезопасности 2-го ранга Волков Андрей Константинович.
— Света! — протянула руку Волкову женщина, — Полякова Светлана. Преподаю в консерватории по классу фортепиано, хотя больше всего люблю играть на гитаре. Еду на выходные к тетке в Смоленск.
— А я — Иван Михайлович, — представился Кречко, — имею звание старшего майора.
— А молодой человек?
— Адъютантом я у товарища Волкова, — покраснел парень, — Алексеем меня звать. Если в дороге захотите чайку испить, с удовольствием вам принесу.
«Господа генералы» засмеялись.
— Ишь, какой адъютант нынче прыткий пошел! — покачал головой Кречко, — не смущайтесь, Алексей. Девушки — они внимания требуют.
Светлана задумчиво сдула со лба прядь волос. Девушкой она себя давно не считала, молодого человека по имени Алексей была старше на дюжину лет, а вот моложавый комиссар ей понравился. Сколько же ему лет? Сорок? Пятьдесят?
— Спасибо вам огромное! — поблагодарила она, — я как-то не дружу с верхними полками.
— Не за что! — сказал Волков, — в детстве я любил ездить на верхних полках. Никому не мешаешь ты и никто не мешает тебе.
Пока расположились, пока перезнакомились, поезд тронулся. За окном стало темнее от дыма паровоза, запах которого проникал даже через затворенное «на зиму» окно. Кречко сопел в своем углу, делая Алексею какие-то странные знаки и указывая глазами на почти накрытый стол. Показывал четыре растопыренных пальца, намекая, что количество пассажиров купе увеличилось на одного (одну). Алексей вопрошающе посмотрел на Волкова и принялся заканчивать сервировку «по-походному». В это время Светлана и Волков разговаривали о поэзии. То есть, Светлана разговаривала, а Андрей Константинович следил, чтобы не ляпнуть что-нибудь этакое… из Евтушенко или Вознесенского. Которых, в принципе, и не читал никогда. Ему больше был понятен Есенин, нежели «буревестники» его современности.
— Андрей Константинович, мы ждем команды! — напомнил истосковавшийся Кречко.
Волков очнулся от переполнявшей его душу лирики и плотоядно посмотрел на сервированный стол.
— Прошу вас, уважаемая Светлана…